Марк хмыкнул, но руки не опустил, наоборот, прижал еще крепче, окутывая и защищая собой.

– Скорее всего, так и сделает.

Она пошевелилась, перевела взгляд на доски настила. Крупные градины отскакивали от них, как мячики, и рассыпались тусклыми бриллиантами.

– Ого, вот это град. Больно?

Марк чуть сморщился.

– Неприятно.

Другие тоже как могли укрывались от града. Опустившись на корточки, сгрудились и вжали головы в плечи. Через десять минут от тучи не осталось и следа, словно и не было мартовского катаклизма. Так как сойти вниз не представлялось возможным, решили переправиться на третью точку и уже там решить, как быть дальше.

Вода с мокрого троса летела прямо в лицо, вещи украсились ржавчиной и вымазались разводами грязи. Семья с ребенком спустилась сразу же, как только переправилась на вышку со ступеньками, остальная группа рискнула дойти до конца. Дождь прекратился, с каждой струной тарзанки вышки становились меньше – пятая, последняя, ждала их на поляне недалеко от беседки.

Спустившись на землю, Соня оглядела промокшую грязную одежду. Куртку она вернула Марку еще на вышке, не хватало еще в таком облачении попасться на глаза Сергею. Зря волновалась. Сергей вернулся с пейнтбола еще позже. Увидев Соню в беседке, дрожащую и грязную, обнял и включил чайник.

– Ну, котик, ты даёшь! Я видел на вышке трясущихся зайцев, еще позлорадствовал, что им досталось по полной, а там, оказывается, была ты.

– И все равно было круто.

Сергей налил в кружки чай, одну придвинул к Соне. На другой стороне стола Олеся со своей свитой приставала к Кристине. Та оглядывалась, видимо, в поисках Марка, вжимала голову в плечи и молчала.

Сергей поймал Сонин напряженный взгляд.

– Олеська никак не простит Монашку.

– За что? Что им вообще делить?

Сергей придвинулся ближе к Соне и растер ладонью ее спину.

– Это давняя история. Мы в садик в одну группу ходили. Кристя и Олеська были лучшими подругами. Знаешь, вот это все сопливое «ты моя сердечная подружка до самой смерти», клятвы верности и обмен колготками.

Соня заинтригованно притихла.

– Что случилось?

– Мать Монашки увела отца из семьи Олеси. Это в пятом классе было. Мамка Олеси запретила отцу видеться с детьми и, естественно, каждый день рассказывала, кто в этом виноват. Олеська выросла с этой ненавистью, она у них подавалась на завтрак, обед и ужин. Я сам пару раз слышал, как ее мать кроет матом бывшего мужа, а вместе с ним и разлучницу.

– А Кристина при чем? Она матери лишилась, между прочим.

Сергей покачал головой.

– Как это при чем? Она ее дочь. Олеське нужно кого-то ненавидеть. Правда, она заигралась в месть. Пойду ее одерну.

Сергей действительно подошел к Олесе и что-то сказал ей на ухо. Она фыркнула, дёрнула плечом, но от Монашки отстала. Соня зябко поёжилась, но не от холода. Перехватила затравленный взгляд Кристины и резко отвернулась. Надо же, как живуча ненависть, и как едко отравляет того, кто ненавидит, даже больше, чем объект этого разрушающего чувства.

После поездки Соня начала ловить на себе взгляды Марка гораздо чаще. Таилось в них что-то странное, похожее на ожидание и тоску. Это заметила даже Олеся, но пока воздерживалась от шуточек. Подозревала, что в случае ссоры Сергей встанет на сторону Кайлы, а это будет окончательным крахом ее царствования. Недавно она распустила слухи, что Сергей до сих пор тайно влюблен именно в нее, а Кайла – это просто временное утешение и способ заставить ревновать. Это добавило Олесе очков в гонке за школьное лидерство, но ситуацию не изменило. Соня планомерно и уверено отбирала у нее корону.

Последние дни марта Соня провела словно в трёх измерениях. Едва справлялась со своим перегруженным режимом дня, разрывалась между репетиторами, тренировками, танцами, уроками и подготовкой к ЕГЭ. Ситуацию осложняла проснувшаяся на душе и в организме весна. Тело бунтовало, требовало счастья, отдыха и чего-то еще неясного, но смутно ожидаемого.

Коты орали реже, нашли свою кошачью радость и успокоились. Соня им даже завидовала. Как у них все просто. Любовь приравнивалась к инстинкту размножения.

Соня отвернулась от мокрого окна и, отложив учебник, потянулась. Стрелки выстроились в вертикальную линию, дом на время затих, приготовился к ночной жизни. Переодевшись в спальный топ и шорты, Соня выключила свет и устроилась под одеялом. Она обожала это дремотное состояние на грани сна и яви, когда тело засыпает раньше мозга, а перед глазами плавают обрывки впечатлений, тягучие, чуть-чуть приукрашенные воображением. Веки тяжелые-тяжелые, слипаются постепенно, и какое-то время мир видится сквозь ресницы, звуки размываются и отступают…

Стук по стеклу выбросил Соню из блаженной дрёмы. Она приподнялась на локтях, оглядела комнату.

И снова дробный стук.

Соня встала, подошла к окну и резко отпрянула. За мутным от дождя стеклом стоял Марк. Соня сдвинула прищепки в сторону, повернула ручку и толкнула створку.

– Ты? Что ты тут делаешь?

– Гуляю, – Марк подтянулся на руках и, перекинув ноги через подоконник, спрыгнул на пол.

Соня растерянно отступила.

– Там дождь.

Марк тряхнул мокрыми волосами и снял куртку.

– Я знаю. Поэтому пришел погреться.

Соня, как заторможенная, взяла влажную куртку из его рук и повесила на спинку стула. Словно не осознавала, что Марк в ее комнате, будто сон не закончился, просто немного изменился. Ей часто снился бред, в котором она пыталась воткнуть вилку от фена в лимон, куда-то опаздывала и бежала в одном ботинке за енотом, чтобы добиться от него правды: брал ли он ее гаечный ключ семь на восемь?

Но этот бред был самый бредовый.

– У тебя что, друзей нет? Почему ко мне пришел? – она бросила взгляд на часы. – В полночь.

Марк аккуратно разулся, оставил ботинки у окна и разгладил намокшую футболку.

– Есть, но я хотел к тебе. Тем более у вас резиденция Дракулы, вам положено ночью не спать.

Соня расправила распущенные волосы, скрывая тонкую ткань топа, и зябко поджала босые пальцы.

– Чай будешь?

– Буду.

Закрыв двери, Соня вышла в коридор и застыла. Какой чай? У нее галлюцинация? Но тарахтящее сердце и дрожь подсказывали, что нет.

Когда она вернулась с двумя дымящимися кружками, Марк сидел на кровати и листал учебник физики. Увидев Соню, отложил книгу и поднял взгляд вверх.

– Кажется, у вас на потолке кого-то расплющило или на крыше валяется забытый труп, истекающий черной кровью.

Соня тоже задрала голову.

– А… это. Это легендарное пятно, оставшееся после выстрела пробкой шампанского.

– И никого не волнует, что оно похоже очертаниями на человека?

– Давно уже не волнует.

Соня