Шрифт:
Закладка:
– Самую первую, легкую волну ощутили публикаторы всех «Башен». Мы назвали этот вирус синдромом републикантов – он был слабым и заключался в том, что несколько публицентов параллельно появились во всех журналах Башни с одинаковыми текстами.
– А так разве нельзя? – удивился я.
– Это нерационально, – ответила Массандра. – Мы пресекаем то, что уже где-то появлялось, и даже если узнаем, что это было где-то в Планиверсуме, то все равно не даем публицентам жизнь. А тут такое – и в самом Юниверсуме! Случалось, что и «Снос», и «Новая» выходит, а там все то же, что у нас. Но следить за Планиверсумом не было возможности: вы только посмотрите, сколько у нас работы! И, узнав, что он весь кишит зомбаками, мы могли лишь ужаснуться – но не что-то изменить.
– К тому же, пойми нас правильно – спасать Планиверсум не наша задача, – добавил мужчина.
– Если бы вы знали, как они плохо пишут! – воскликнула Массандра. На этих словах она чуть не сорвалась на крик, полный тоски и отчаяния, и я содрогнулся, вдруг ощутив ее чувства; и тут же дернулся, чтобы стряхнуть их с себя, как паутину в темном углу дома. – Неотличимо друг от друга, приспосабливаясь, копируя все, что подсмотрят у регалоидов. И все про любовь, про любовь! Просто потому, что так доступнее: любовь лежит, ее никто не трогает – бери! А для них текст не то что вторичен, для них текст вообще не имеет значения. Зато, как они говорят на людях, здесь, конечно, с ними некому сравниться. Если вы увидите, что кто-то бойко толкает речи перед публикой, размахивая книжонкой, – сторонитесь его, это не настоящий писчик. Публикант, состыкованный с Юниверсумом, не знает, что сказать о своей книжке. А зомби – не знает, что написать в ней. И отходите подальше, чтобы не укусил.
– Спасибо за совет, – смутился я. – Но мне не доводилось видеть, как выступает зомби.
– Я был бы рад, если б и мне не довелось, – сокрушенно сказал Коктебель. – Но, к сожалению, был свидетелем.
– Самое страшное – это их цели, – сказала Массандра. – Их мотивация, то, зачем они все это делают. Зачем они захватывали Планиверсум? Разве потому, что он для них так важен? Или потому, что через него они хотели выбраться в Юниверсум и он был лишь ступенью, частью плана? Как оказалось, нет. Между Планиверсумом и Юниверсумом для них вообще нет никакой разницы. Что местечковый «Брют», что торжественная церемония в Регальном мире – для них все одно. Они не понимают разницы между «Старой» и «Новой» Башнями, не знают нашей истории, не в курсе отношений, достижений, они одно и то же и в «Снос» отнесут, и на рулоне туалетной бумаги напишут, и в самом вонючем и захудалом сортире, собрав себе подобных, презентуют.
– Это вырождение, – горько подытожил мужчина.
– Но мы еще могли спасти себя, а если не спасти – так просто оградить, но тут совсем неожиданно в дело вступил совет регалистов. Что нашло на этих почтенных людей, так и осталось тайной, но их ошибка оказалась роковой.
– Они стали награждать зомби.
Я молчал. Мне вдруг стало жалко этих людей. Захотелось подойти, обнять, похлопать по плечу – но я подавил в себе этот порыв.
– Вначале некоторые регалисты из Верховного совета постановили, что зомби можно если не регализовывать, то хотя бы для начала пригласить, засветив его в Тонком списке. На первой же революционной церемонии зомби был назначен тем самым десятым, неудачным просителем. Этот исход, признаться, был предрешен – слишком немногие были готовы к регализации зомби. Но сам факт попадания! Зомби же повел себя совсем не так, как поступали прежде все просители – то есть исчезали навсегда. Он не дал себя сбросить на нижнюю платформу, оказал сопротивление и перекусал сразу нескольких писчиков, в том числе и новорегализованных. А уже на следующей церемонии новая пара укушенных вошла в девятину, хотя прежде эти люди – представляете – ничего не писали. Они вообще оказались там случайно! Их окрестили «новыми столпами Башни» и «светом, тянущим ввысь покруче любой лампы». Но мы, публикаторы, собрали Тревожный совет. Говорили им: вы играете с огнем. Предупреждали: вы работаете против всех нас, против Юниверсума. И тогда нас выгнали – впервые за все былое Башни.
Женщина достала платок и приложила к уголкам глаз. Плакала ли она по-настоящему? Я уверен, что да – к чему ей было разыгрывать что-то передо мной? Кто я ей был? Просто случайный человек. Но она рассказывала мне все, словно спешила, словно боялась опоздать. Мужчина суетился в дальнем углу комнаты – ругался, видимо, что-то искал.
– И ладно бы они создали свою регальку, какой-нибудь «Большой укус», и забавлялись ею. Но нет, они ничего не способны создать: и не хотят, и не могут! А все потому, что понимают: жизни в этом не будет. Мы им не дадим жизни.
Оторвавшись от своего поиска, Коктебель повернулся к нам.
– Ты самое важное скажи. На последней Регализации все стало понятно. Вся девятина – представляешь, вся! – состояла из зомби. Публикаторы взорвались, регалисты и публиканты передрались между собой, но скандал уже не получилось замять – это как пожар, охвативший собою все. Зомби было не остановить, они торжествовали. А мы смотрели на них со стороны и понимали: это конец.
– А еще мы увидели, как они все ненавидят друг друга. Скинуть никого не получалось, и в итоге после драки вниз полетело сразу несколько человек, совсем не причастных к Тонкому списку. Ассенизаторная платформа уже прошла, и… В общем, это кошмар какой-то. Люди полетели прямо вниз, сюда, в Планиверсум. Ошметки собирали по всему уровню. А Верховный совет регалистов демонстративно покинул зал. Но нам кажется – они просто поняли, что натворили.
– Да они уносили ноги! – воскликнул Коктебель.
– Кажется, к следующей Регализации Верховный совет претерпит серьезные изменения. – Я даже не знал, смешно это или нет. Но Массандра неожиданно улыбнулась, и это было как-то совсем тепло, по-домашнему. – Нет, вот как раз этого не произойдет. Зомби могут сделать это, но не станут. Потому что у них есть одна, но очень большая проблема – они ненавидят друг друга. Они готовы выгрызать регалии и публикации – выгрызать с кровью и мясом, но только для самих себя. Объединиться они не способны.
– Это,
