Вулкан коснулся плеча Таракана, и тот поднял голову. Лицо слуги принца было радостным и глупым, как у привязчивого щенка.

– Теперь тебе ничто не угрожает, – тихо проговорил Вулкан. – Ты осознал свою слабость и мудро поступил, позвав…

– Я мог бы убить всех этих гребаных копов, – перебил его Кобро. – С «Машиной смерти» я бы без труда это сделал, поубивал бы их всех…

– Я разговариваю не с тобой, – раздраженно сказал принц. – Разве я разрешал тебе открывать рот?

– Он тебе не нужен. – Глаза Кобро сверкнули мрачным огнем. – Ты говорил, что я буду сидеть по правую руку от тебя. Ты говорил, что позвал меня из Мексики, потому что я особенный…

– Я разговариваю не с тобой! – рявкнул Вулкан.

Кобро еще секунду-другую смотрел на него, а потом опустил взгляд и забросил кость в пламя камина.

– Вы оба нужны мне, – объявил Вулкан. – В равной мере.

– Зачем тебе нужен один из них? – спросил Кобро, на этот раз тут же отведя взгляд, потому что зеленые глаза Вулкана вспыхнули напалмом.

– Потому что нам понадобится человек, который пойдет впереди нас, когда мы закончим здесь. Он будет нужен, чтобы организовать переезд, позаботиться о гробах, найти подходящее жилье, как делал мой прежний слуга. А еще я временами забываю о том, как мыслят люди, какие у них запросы и что ими движет. Иметь одного из них при себе очень важно. Относись к Таракану как к амулету, приносящему удачу.

Кобро опустил взгляд на костяшки своих пальцев.

– Ты уже по правую руку от меня, Кобро. Тебе пока не хватает опыта, но еще до того, как здесь все закончится, ты поведешь мое войско к победе…

Кобро снова поднял голову, глаза его сияли, как автомобильные фары.

– Да, – продолжал Вулкан. – Я позвал тебя из Мексики, потому что чувствовал твое присутствие, и Грандмастер помог мне отыскать тебя. Даже будучи одним из них, ты понял, как обращаться со смертью, и был истинным братом.

Он сложил вместе кончики пальцев и перевел взгляд с Кобро на Таракана.

– Каждому свое место. Вспомни Александра…

– Кого? – переспросил Кобро.

Его вопрос поразил Вулкана.

– Александра! Юношу-короля, величайшего из всех воинов, каких видел этот мир. Ты никогда не читал о нем? И ничего не знаешь об искусстве войны?

Принц скривил губы в ответ на собственный вопрос.

– Нет, думаю, что нет. Придется тебя этому научить. Александр Великий взял в поход полный комплект: лучников, пехотинцев, плотников, поваров, ученых, предсказателей и даже женщин для удовлетворения мужских желаний. Он ни в чем не полагался на случай, и каждый в его войске знал свою роль. Чем я хуже Александра? Почему бы мне не взять с него пример? Как я уже сказал, у каждого свое предназначение.

Кобро пожал плечами. Он не совсем понимал, о чем говорит Мастер, но раз уж тот сказал, что это важно, значит так оно и есть. Мастер прикрыл глаза, оставив Таракана ползать у своих ног. Кобро не нравился этот смертный. Когда он на своем «харлее» поднимался в гору, Таракан сидел позади Кобро, обхватив его горячими руками. И если бы Кобро уже не поел вчера вечером, то мог бы наброситься на него и… Но нет. Мастеру не понравилось бы, что он даже просто подумал об этом, совсем не понравилось бы. Но Кобро все равно не мог представить, какая польза от этого человека. Он был медлителен и глуп – комнатная собачка, решившая потягаться с волками. Кобро уже впадал в исступление, ощущая, как сила растекается по его телу. После еды он сразу же почувствовал себя непобедимым, идеально отлаженным, как несущийся по горячему течению шоссе чоппер, способным сосредоточиться на сверкающей равнине города внизу и уловить одновременно обрывки сотен тысяч разговоров, словно радиосигналы, что накладывались друг на друга, усиливаясь и затухая при повороте антенны. Должно быть, Мастеру не составило большого труда отыскать его, просто настроившись на те чувства, что бродили в голове Кобро, на темные склонности, скрытые под заслонкой души. С каждой едой силы его прибывали, он больше узнавал, больше понимал, открывая все секреты человеческого сердца и мозга. Да, на это уходило много времени, но теперь Кобро всегда будет двадцать, и именно время, вместе с нескончаемой юностью, было тем величайшим даром, который он получил от Мастера.

– Оставьте меня, – сказал Вулкан, открыв глаза и посмотрев на Кобро. – Отведи Таракана в его комнату и проследи, чтобы ему не причинили вреда.

Кобро поднялся и махнул рукой Таракану:

– Идем.

Смертный поспешил за ним.

– Никто не должен его трогать, – распорядился Вулкан. – Ты меня понял? Я хочу, чтобы он свободно разгуливал по всему замку, и любой, кто тронет его кровь и плоть, ответит мне за это.

Кобро чуть наклонил голову и увел Таракана. Дверь закрылась за ними с глухим стуком, эхо которого прокатилось под сводчатым потолком зала.

Принц Вулкан повернул голову к огню. И тут словно бы чье-то холодное дыхание коснулось его затылка, и все чувства включились разом, яркие и осознанные. Кровь Пейдж Ла Санды забилась в жилах, поначалу усыпляя, но затем он выпрямился в кресле, зрачки кошачьих глаз медленно расширились. Алые угли в камине напомнили ему кузнечный горн в отцовском замке из стародавних времен. Он вспомнил, как наблюдал за кузнецом – огромным медведем в человечьем обличье, с седыми волосами на руках и плечах, когда тот выковывал грубые лезвия, которым кропотливый труд оружейника придаст форму рапир, сверкающих, словно голубые молнии. А затем в памяти всплыли послеобеденные упражнения в пыльном зале, залитом солнечным светом, проникающим сквозь высокие арочные окна. Вперед-назад, вперед-назад, защита, выпад, атака. Отец гордился успехами сына и называл его даже лучшим фехтовальщиком, чем его дед, Симон Вулкан Могучий. Отец сотни лет назад обратился в прах, замок, в котором он родился, стал грудой каменных обломков на гребне горы, а детали кареты, сорвавшейся в пропасть с дорожного серпантина той дикой штормовой ночью, лежат теперь в Будапештском музее вместе с другими причудливыми реликвиями древнего рода Вулканов. Та ночь – 29 сентября 1342 года – навсегда изменила его и навсегда сохранила неизменным. Он живо помнил эту картину и мог увидеть ее во всех подробностях, стоило только закрыть глаза. Отец, Ион Ястреб, сидел напротив него в раскачивающейся карете из золота и черного дерева, жена отца, Соня, прижалась к мужу, страшась грозы. Соня Бесплодная – так называли ее в деревенских