— Вот тебе! — Меч княгини молнией сверкнул в воздухе, дугой просвистел над головой графа. Он успел пригнуться, меч лишь скользнул по шелому. Посыпались искры. Альдона, помня урок воеводы Сударга, отвела длань и отразила коварный ответный удар немчина. Через мгновение она с силой и ненавистью вонзила меч в грудь открывшегося врага. Коротко вскрикнув, Мориц повалился наземь.

Альдона вытерла о траву окровавленное оружие, вымученно улыбнулась. Её месть свершилась. Убийца Шварна корчился под деревом в судорогах.

— Добей меня! — хрипел Мориц. — Дай умереть сразу, сократи мои мучения! Молю тебя!

— А как мучился князь Шварн?! Ты помнишь об этом, убивец?! — зло прикрикнула Альдона.

— Ведьма! — сквозь зубы процедил немчин. — Будь же ты проклята!

— Замолчь! — Альдона в ярости замахнулась на него мечом.

— Ну, бей же! — На устах Морица выступила розовая слюна.

— Что ж, буду я к тебе милостива! — усмехнулась княгиня. — Получи!

Меч воткнулся немчину в сердце, проломив кольчугу.

Только сейчас Альдона почувствовала усталость. Она смотрела на поверженного врага, опустив оружие, и не испытывала никакого удовлетворения. Просто сделала она то, что должна была сделать.

«Один мёртв. Остался Маркольт», — сидела у неё в голове неотвязная мысль.

— Княгиня, пора ехать, — подошёл к ней гридень-литвин. — Хватятся, станут искать. А этого мы порешили. — Он указал на юного гридня, пронзённого сулицей в шею.

— Зачем?! Он-то тут при чём! — воскликнула в ужасе Альдона. — Какая на нём вина?!

Ей стало горько, страшно, обидно. За что этот юный воин, совсем ещё мальчик, ничего ведать не ведающий о преступлении Морица, потерял жизнь?! Вот у неё, Альдоны, мог быть сын одних с ним лет! Почему же на него пала её месть?!

— Вон! Все вон! Слышите! Чтоб я вас боле не видела! — набросилась она на гридней. — Прочь! Убивцы!

Она взметнулась молнией в седло, галопом погнала могучего белого коня через чащу. Ветка больно хлестнула её по щеке, разодрав до крови кожу. Альдона вскрикнула.

Оказавшись одна, княгиня дала волю слезам. Плакала горько, навзрыд, закрывая лицо дланью в кольчужной перщатой рукавице. На рукавице алела кровь — то ли её, то ли Морица. Княгиня сорвала рукавицу, отшвырнула прочь. Заметив впереди родник, она спешилась, вытерла слёзы, омыла лицо. Понемногу успокоилась, подумала: содеянного не поправить. Зря она прогнала гридней, они для неё старались. Она, и только она одна виновата в смерти юноши. Впрочем, мысль о несчастном убиенном тотчас заслонила иная — надо поскорей выбраться из леса, вернуться в Холм и... думать, как достать Маркольта.

— Поехали, милый, — она ласково потрепала коня по холке и пустила его шагом.

На опушке леса она перевела его на рысь и вскоре благополучно достигла Холма.

66.

За окнами хором выла вьюга. В ночном небе клубились снежные вихри. Необычно суровой выдалась на Галичине зима 1282 года от Рождества Христова.

Лев закрыл ставни, присел на кленовый стульчик около изразцовой печи. Не спалось ему этой ночью. Он слушал музыку ветра в щелях, вспоминал прошлое. Ныли кости, болели пораненные персты, он, как живые, чувствовал отрубленные фаланги.

Да, старость стучится в двери. Нынешним летом ему стукнул аж шестьдесят один год. Всё больше седины в долгой бороде, всё меньше волос на голове, видны глубокие залысины. Сизый шрам — память о сражении под Нуссельтом — уродует щёку.

Лев глянул в медное зеркало. Морщины избороздили лицо, ставшее грубым, тёмным. Усы висят, как мочало, борода, словно у старца. Может, Владимир прав, что бреет бороду? Не испугается ли, увидев его, богемская принцесса?

Лев поднёс свечу к её портрету. Принцесса красива и молода. Вся такая светленькая, беленькая, с гладким лицом, с устами, лукаво подёрнутыми улыбкой, с немного вздёрнутым носиком. В чертах её заметно некоторое сходство с покойным родителем — Пржемыслом Отакаром. Король Отакар был врагом Льва, как раз в войне с ним он и получил этот уродующий щёку шрам.

Матерью принцессы была Кунигунда, дочь Ростислава, бывшего князя Черниговского, того, что навёл венгерского короля Белу на Галич и был разбит отцом Льва, князем Даниилом, в бою под Ярославом в лето 1245. Для Льва то была его первая битва, и, кажется, он тогда не посрамил отцовой и дедовой славы. Впрочем, что такое воинская слава? Она переменчива, как степной ветер. Важней иное — земли, владения, города, а их Лев ширил и крепил. Жалко только, что не получилось с Краковом. И ещё жаль, что так быстро летит время.

Год 1282-й выдался урожайным на смерти. В Сарае, на берегах Волги, умер хан Менгу-Тимур. Смерть эта развязала руки Ногаю. Сейчас в Орде сидит на престоле его ставленник — Тудан-Менгу, а всеми делами крутит мать-ханша, вдова царевича Тукана, одного из сыновей хана Вату. Тудан-Менгу — бесермен. Лев послал ему дары, грамоты, а в ответ получил золотую пластинку — пайцзу, символ власти над Галицкой Русью. Покойный отец бы вознегодовал, получив такой дар, он был горд и мыслил себя независимым европейским государем. Лев же порадовался ханской пайцзе. Раз его признал хан, то без его ведома ни один волос не упадёт с голов его подданных. Татары весьма уважают человека с пайцзой.

В далёкой Персии окончил свой земной путь другой монгольский хан — Абака. Покойный был несторианином, тогда как его наследник Ахмад — ревностный мусульманин. Многие в Персии недовольны его восшествием на престол. В державе ильханов назревает междоусобная война.

Совсем нежданно в Литве пал от рук убийц Трайден. Он был молод, властолюбив, успешно воевал с ливонцами, укреплял Литву. Лев не любил Трайдена, он ходил на него ратью, мирился, потом снова воевал. Многим на Руси памятны набеги Трайдена, его коварные удары исподтишка. Лев вспомнил горящий Дрогичин. Но внезапная гибель Трайдена заставила Льва подумать, что ведь и он смертен, что и его час, наверное, не за горами. И стало немного жаль молодого честолюбивого литвина. Что ни говори, а с ним можно было иметь дело, это не Войшелг. В Литве же теперь, как отписал Льву Владимир, верх взяли два брата, Будивид и Будикид. С ними у Льва покуда мир, они даже обещали быть на его свадьбе.

Уже в декабре пришла весть из Царьграда. Скончался базилевс Михаил Палеолог, тот,