Хоромы оживились с приездом волынской княгини Ольги. Весёлая, румяная, сильно раздобревшая в последние годы, Ольга смачно расцеловала Льва и старую Агафью.

— Ну, княже, поздравляю тя! Вельми рада! Вот и подарков тебе навезли, и скоморохов своих взяла! Муж мой, князь Владимир, такожде сему рад! Дай те Бог счастья в доме!

— Почему князь Владимир сам не приехал? — спросил Лев, радуясь в душе, что не увидит на венчании вечно поучающего его двоюродника.

Приболел чегой-то. Зубы у его разнылись, дёсны внизу нарывают. На охоте, видать, застудил, — отозвалась Ольга. — Зато вот падчерицу я свою привезла.

Она подтолкнула в бок девочку-подростка, скромно потупившую взор и покрасневшую от смущения.

— Ух ты, сколь большая стала, Изяслава! И не признать тебя, — заметил Лев. — Тоже скоро невестой будешь.

— Тако, воистину, воистину, — затрясла головой в цветастом убрусе Агафья.

Приехал на свадьбу соседа и венгерский король Ласло Кун, бледный прыщавый молодой человек надменного вида, сухо побеседовавший со Львом о спорных свинцовых рудниках в пограничном Родно. Короля сопровождала пышная свита из придворных баронов, добрая половина из которых уже в дороге сумела излиха перебрать вина. Гридни развели угров по палатам и, зная буйный мадьярский норов, старались не допускать их стычек и драк с остальными гостями.

В тереме вовсю шли приготовления к грядущим пиршествам. Теребовль гудел, как потревоженный улей.

Невесту привезли, как и полагал Лев, утром следующего дня. Тринадцатилетняя принцесса, полное имя которой было Елена-Святослава, облачённая в горностаевую мантию, в белой пушистой шапочке с пером, легко соскочила со ступенек. Невесту сопровождала свита из знатных дам. Почему-то все они были почтенного возраста и держались до предела надменно, высоко вздёргивая головы. Одна из них ни на шаг не отставала от невесты и подозрительно рассматривала окруживших возок бояр.

— Ни единой стоящей девицы, — шепнул на ухо Льву брат Мстислав. — Одни старухи! Ну и устроил шурин твой, круль Венцеслав, нам праздничек! Невеста — ребёнок, нянька — баба-яга какая-то, фрейлины — яко ведьмы с Лысой Горы!

— Замолчь ты! — зло прошипел Лев. — Тут у нас вообще, как я погляжу, скопище старья. Повылазили из своих нор... Тьфу! Но куда денешься — гости!

Он покосился в сторону Конрада и Агафьи.

— Я думал, девицы молодые у ей в свите, — не унимался, горестно вздыхая, Мстислав.

— Сказал уже: замолчь! Не до тебя! — Лев гневно воззрился на брата.

«Тебя б тож оженить не мешало. А то с тех пор как овдовел, ни одной красовитой девки в Луцке не пропускаешь, — подумал он недовольно. — И ведь не отрок молодой, двое сынов вон».

Принцесса Елишка была почти такой же, как на портрете, большеротой, светлолицей, со слегка вздёрнутым носиком. Льва она, видно, признала, так как издали махнула ему рукой в кожаной дорожной рукавице.

«О господи! Этой ещё что здесь надо!» — едва не воскликнул Лев, когда увидел медленно выползающую из возка пожилую поджарую немку, укутанную с головы до ног в меха.

— Гертруда фон Бабенберг, австрийская герцогиня, вдова нашего покойного брата Романа, — шепнул Лев Мстиславу, незаметно кивнув в её сторону. — Обнищавшая родственница. Думаю, не случайно в свиту принцессы затесалась. Станет канючить, выпрашивать деньги и города. Мол, Роман володел при жизни Волковыском и Слонимом, а мне ничего не досталось. Призрите несчастную вдову. Ты не представляешь, какая это нудная надоедливая баба! Господи боже мой!

Лев картинно возвёл очи горе.

Мстислав, глядя на него, не выдержал и фыркнул от смеха.

— Нашёл тоже часец! — цыкнул на него Лев. — Чего ржёшь, как лошадь?

Тем временем Гертруда фон Бабенберг, ловко орудуя локтями, протиснулась вплотную к принцессе и встала за её спиной. Двумя потоками пышная процессия знати двинулась к церковным вратам.

Обвенчал новобрачных епископ Феогност.

Елишка, в багряном сверкающем драгоценными самоцветами платье, и Лев встали в притворе храма лицом к алтарю. Феогност, облачённый в праздничную ризу, в митре на голове, вышел из алтаря, трижды благословил новобрачных и вручил им зажжённые свечи — знак радости и символ чистоты и целомудрия. Затем он ввёл Льва и его невесту внутрь храма и начал обручение возгласом «Благословен Бог наш...»

На руки их епископ надел золотые обручальные кольца. Потому как у Льва на безымянном персте были отрублены две фаланги, кольцо ему надели на средний перст. Елишка, как показалось, с некоторой гордостью даже посмотрела на изувеченную десницу будущего супруга. Как полагалось, они затем трижды обменивались кольцами.

За обручением последовало венчание. Лев и принцесса встали на белое полотенце перед аналоем, на котором лежали крест, Евангелие и венцы.

Сверху, с хоров раздавалось пение псалмов. Жених и невеста отвечали на положенные вопросы, задаваемые епископом. Лев отметил про себя, что у девочки-невесты приятный голос и что отвечает она без запинки. Произносились молитвы, Лев целовал образ Спасителя на венце, им подносили чашу с вином. После Феогност соединил правые руки новобрачных, накрыл их епитрахилью и трижды обвёл вокруг аналоя.

«Исайя, ликуй!» — пел хор.

Их подвели к Царским вратам, где они целовали иконы Спасителя и Божьей Матери. Затем Феогност дал им поцеловать золотой крест и благословил иконами.

За церемонией венчания последовал шумный пир в княжеских палатах. Струился янтарный мёд, искрилось заморское вино, серебрилась дорогая посуда. Юная принцесса не спускала с князя любопытных сереньких глазок. Лев чувствовал себя не в своей тарелке.

«Нет, наверное, не стоило мне венчаться с этой девчонкой. Я ведь стар, в отцы, а то и в деды ей гожусь. Зачем она так глядит? Любопытство ребёнка? Проверяет, такой ли я, как ей рассказывали?»

В горнице стоял шум, вино постепенно развязало гостям языки, со всех сторон раздавался непристойный хохот. Епископ Феогност недовольно супился. Сидевший рядом с ним молодой священник Измаил презрительно усмехался.

Лев подозвал посадника Якова.

— Заутре вели накрыть отдельный стол, на троих: для меня, княгини и епископа. А возле, наверху, столы для владетелей Мазовецкого и Угорского, для князей литовских, для брата моего Мстислава, для княгинь. Да, и вдовую герцогиню фон Бабенберг не позабудь. Обидится вдова. А здесь пусть бояре пируют со скоморохами.

Посадник Яков склонился до пола и поспешил отдавать распоряжения. Лев разрезал серебряным ножом тушку молочного поросёнка, начинённую гречневой кашей, и положил в тарелку принцессы.