– А ваш ребенок? – спрашивает Элли. – Вы же думаете, что виновата я.

– Нет, не думаю. Это не твоя вина.

– Вы просто так говорите, чтобы заставить меня пойти с вами. Спасти Лили.

– Клянусь тебе, Элли, что нет, – я говорю умоляющим голосом. – Я всегда в тебя верила. Я всегда верила, что ты не способна на такие вещи. Только я на какое-то время запуталась, и мне очень жаль, что так получилось.

Элли обводит глазами комнату, словно только сейчас приходит в себя.

– Если это правда, если то, что вы говорите, правда, и не я стала причиной всего случившегося, то кто это сделал?

У меня нет времени на объяснения, и я не думаю, что Элли мне поверит, даже если я и попытаюсь.

– Это сейчас не имеет значения; мы обо всем поговорим позднее. Сейчас нам нужно вынести отсюда ребенка. Нам нужно выжить, чтобы обязательно сказать всем, что тебя не в чем винить. Нам нужно удостовериться, что все это знают. Если ты спасешь ребенка, то станешь героиней.

Элли качает головой.

– Мне плевать на то, что они думают, это не имеет значения. Меня волнует только, что думаете вы. Вы – единственная, кто в меня верил, а если вы прекратите верить в меня, то больше ни в чем нет смысла. Больше на моей стороне никого нет.

– Я на твоей стороне, Элли, – говорю я. Я не хочу здесь и сейчас объяснять про Мэри – новость о том, как она манипулировала Элли, только еще больше расстроит девочку. Если мы отсюда не выберемся, то это здание вскоре все сгорит вместе с нами, а я до сих пор понятия не имею, где ребенок. – Как ты думаешь: зачем я приехала сюда? Как ты думаешь: почему я полезла за тобой в горящее здание? Я не стала бы этого делать, если бы считала тебя злодейкой.

– Слишком поздно, – шепчет Элли. – Для нас всех уже слишком поздно.

Я с досадой качаю головой, а внутри у меня все опускается, когда я вижу, как Элли расплывается у меня перед глазами. Дым становится гуще.

Мне нужно сделать выбор. Единственный шанс спасти ребенка – это если Элли скажет мне, где она. Если не скажет, то мы все трое умрем. Я не думала, что у меня столько сил, но они откуда-то берутся, и я подхватываю одиннадцатилетнюю девочку и тащу ее через комнату, прикрывая ей глаза и нос от дыма свободной рукой.

– Что вы делаете? – хрипит Элли, кашляет, и у нее изо рта вылетает дым. – Я не могу дышать. Куда вы меня тащите?

– Мы уходим отсюда, – уверенно заявляю я.

– Нет! – Она явно хотела закричать, но из горла вырвался только громкий шепот. – Лили. Она на балконе. Я не хотела, чтобы до нее добрался дым.

Балкон. Почему, черт побери, я о нем не подумала? Эти квартиры считаются снабженными роскошными местами для отдыха на свежем воздухе, но на самом деле это только жалкие выступы. Я видела, как на них выходят жильцы в халатах, чтобы выкурить сигаретку, когда утром ехала в школу. Я тащу Элли к большим двустворчатым дверям, скрытым за толстой подгнившей шторой.

Ребенок лежит в дальнем углу крошечного балкона. Я практически выбрасываю Элли за дверь и сама жадно хватаю ртом свежий воздух. Когда ноги снова позволяют мне нормально встать, я подхватываю Лили с подушки, на которую ее положила Элли, и прижимаю к своей груди. Ночь прорезает вой сирен, и я снова опускаюсь на пол, колени у меня подкашиваются от облегчения. Нас спасут. Если мы останемся здесь, они смогут до нас добраться.

Элли, которая неподвижно стояла в центре балкона, словно примерзнув к нему, при звуке сирен резко качается, на ее лице появляется неописуемый ужас. Она делает пару неуверенных шагов назад и прижимается спиной к подгнившим перилам. Перила не выдерживают, издают громкий скрежет и складываются, как бумажная гармошка. Девочка летит вниз, а я отчаянно кричу.

Глава 100

ПЛ: Допрос Мэри Джефферсон. Десять пятьдесят четыре утра. Присутствуют инспектор полиции Петра Лей, инспектор полиции Карл Юнис, Максин Эрскин, адвокат, оказывающая бесплатную юридическую помощь, Тони Вайн из социальной службы и Мэри Джефферсон.

ПЛ: Мэри, ты знаешь, почему ты сегодня здесь находишься?

ПЛ: Для записи: Мэри пожала плечами. Значит, тебе не объяснили, почему тебя сюда привезли?

МДж: Вы хотите спросить меня о том, что случилось с мисс Гилберт.

ПЛ: Хорошо. Ты можешь нам сказать, где ты находилась в ту ночь, когда умерла мисс Гилберт?

КЮ: Мэри снова пожимает плечами. Понимаешь, Мэри, мы разговаривали с Имоджен Рид, и она рассказала нам, как ты призналась в том, что заманила свою учительницу в дом, где она умерла, и ты сама находилась там, когда это случилось. Это правда?

МДж: Неслышно.

ПЛ: Ты можешь говорить погромче? Идет запись.

МДж: Я сказала «да».

КЮ: Спасибо. Можешь ли ты объяснить нам, почему ты оставила мисс Гилберт записку, приглашая в тот дом в тот вечер?

МДж: Это была просто шутка. Шалость.

КЮ: А какой был смысл в этой шутке или шалости? Смутить ее? Поставить в неудобное положение? Шантажировать?

МДж: Мне просто хотелось ее испугать. Вывести из себя.

ПЛ: Значит, ты отправилась туда не для того, чтобы сказать мисс Гилберт, что ты знаешь про ее любовную связь с учителем математики, мистером Хокером? Для записи: Мэри качает головой.

МДж: Нет, я даже не собиралась ей показываться. Я хотела, чтобы она считала, что это Элли ее туда заманила.

ПЛ: Ты имеешь в виду Элли Аткинсон, приемного ребенка в доме твоих родителей? Для за…

МДж: Да, мою в некотором роде сестру. Для записи. Мисс Гилберт ее уже ненавидела, а я хотела обеспечить ей побольше неприятностей.

КЮ: Почему ты хотела, чтобы у Элли были неприятности, Мэри?

МДж: Потому что я хотела от нее избавиться. Я хотела, чтобы они больше не брали никаких детей.

ПЛ: Ты хотела от нее избавиться. Именно поэтому ты делала и все остальное? Все то, что происходило в школе?

МЭ: Если вы просите Мэри признаться в чем-то, что в дальнейшем может быть ей предъявлено в качестве обвинения, вы должны задавать более конкретные вопросы.

ПЛ: Ты поэтому набросилась на Наоми Харпер в столовой?

МДж: Я не знаю, что тогда произошло.

ПЛ: Что ты имеешь в виду? Как ты можешь не знать, что произошло? Ты набросилась на Наоми, не так ли? Имоджен Рид заявила…

МДж: Я знаю, что