Шрифт:
Закладка:
– Если бы не ты, со мной бы вообще никто не разговаривал.
Эти слова выбили землю у нее из-под ног.
– Ты действительно так думаешь?
– Надя, пожалуйста. – Малахия не стал дожидаться ее ответа и отошел к ближайшему столику. Он отложил книгу заклинаний, подозвал Надю к себе и, ловко схватив ее за бедра, усадил девушку на край стола.
Их лица оказались почти на одном уровне. Ей это нравилось. Он встал между ее коленями и запрокинул ее голову назад.
– Свет здесь просто ужасный, – пробормотал Малахия, внимательно рассматривая глаз у нее на лбу. – Кто ты, любовь моя? – спросил он, а затем растерянно моргнул, осознав, что он только что сказал.
Она уставилась на него. Малахия покраснел.
– Надя, – поправился он.
Она только хмыкнула в ответ.
– Ты можешь им видеть? – спросил он, с улыбкой дернув за один из эполетов на своем мундире, который она все еще носила у себя на плечах.
– А ты можешь видеть всеми своими мерзкими глазами?
Он прищурился, глядя куда-то вдаль, за ее плечо.
– Да.
– Ох, – это было неожиданно. Боги, должно быть, у него постоянно кружилась голова. – А я нет.
Малахия издал задумчивый звук.
– Хочешь попробовать?
Надя взялась за подол его черной рубашки и пробежала пальцами по искусной вышивке.
– Что ты предлагаешь?
– Я предлагаю, – осторожно сказал он, – помочь тебе. Мы никогда по-настоящему не проверяли связь, которую ты создала, украв мою силу, – его бледное лицо раскраснелось еще сильнее.
– А еще я украла силу бога, – прошептала она.
– Правда? – спросил он отсутствующим голосом, как будто пытался разгадать загадку, но все же разговаривал с ней.
Она одернула рубашку Малахии, стараясь не встречаться с ним взглядом, и рассказала ему все. Про то, как она использовала его книгу заклинаний. Про плачущие иконы. Про темную воду и магию Звездана.
Все это время он слушал ее, затаив дыхание.
– Надя, – Малахия говорил совсем тихо, но в его голосе звучало непонятное ей напряжение. Она не сразу поняла, в чем дело, потому что никогда не видела, чтобы он испытывал эту эмоцию. Страх. – То, о чем ты говоришь, невозможно.
Она вздрогнула:
– Ты мне не веришь?
Может быть, Магдалена была права. Может быть, она сошла с ума.
– Почему же? – Малахия вгляделся в ее лицо. – Конечно, я тебе верю.
– Может, я никогда не слышала богов, – прошептала Надя. Она ожидала ехидного замечания или самодовольного комментария о том, что он был прав с самого начала. Но вместо этого он провел пальцами по ее щеке.
– Я наблюдал за тем, как ты гасишь звезды, сжигаешь поле битвы дотла, берешь силу у богов, крадешь мою магию и используешь ее так же легко, как если бы она была твоей собственной. Ты использовала мою книгу заклинаний. Это бы убило любого мага крови, но не тебя. Надя, я тебе верю. Ты делаешь невозможные вещи с того самого момента, как мы встретились.
– Что случилось с твоей душой?
Выражение его лица изменилось. Надя вцепилась в его рубашку.
– Я не знала, что транавийцы в это верят.
– Это сложно, – жалобно ответил Малахия. Надя поняла, что на самом деле это не было сложно, просто ему не нравилось, что концепция души слишком сильно переплетается с Калязинской теологией.
– Думаю, я смогу разобраться. Это совесть, которой у тебя никогда не было, это твоя сущность, качества, присущие именно тебе, то, что делает тебя тобой, – она провела ладонью по его телу, пока не остановилась на сердце. Малахия беспокойно заерзал между ее бедер. – Твое имя, твой якорь. Твоя способность сохранять контроль. Твоя сила, твое сердце, твой острый ум. Я права?
Он печально кивнул в ответ.
– После Стервятников у тебя почти ничего не осталось. Ты разбил ее на мельчайшие осколки. И отдал эти осколки ведьме.
С губ Малахии сорвался тяжелый вздох.
– Вот как Чирног смог тебя заполучить.
– Да, – прошептал он.
– Но он почти ничего не изменил. Потому что ты уже был таким, каким ему хочется.
Малахия закрыл глаза. Все его тело дрожало.
– Он хочет, чтобы я поднес свой рот к твоему горлу и вырвал его, – сказал он. – У тебя так много силы. Сперва она будет ощущаться как вино, а потом превратится в пепел, – его пальцы, увенчанные когтями, скользнули по ее лицу. – Он хочет, чтобы сначала я съел твои глаза. – Малахия добрался до ее сердца, провел по нему большим пальцем и прижал к коже острый коготь. – Он хочет, чтобы следующим я съел твое сердце. Так я стану последним, что ты увидишь. Твое сердце перестанет биться в моих руках. Он хочет, чтобы я уничтожил каждую частичку тебя.
Надя похолодела от страха.
– А чего хочешь ты?
– Тебя, – прошептал Малахия, и что-то в его голосе заставило ее непроизвольно сжать его бедра ногами. Из его груди вырвался странный звук, а затем на его губах появилась едва заметная улыбка. – Чтобы ты была жива, даже если для этого тебе придется держаться как можно дальше от меня.
Его когти разжались, и он прижался к ней. Он глубоко вздохнул. Она поцеловала его в волосы.
– Кажется, ты собирался кое-что проверить.
Малахия поднял голову:
– Ты этого хочешь?
– А что, собственно, мы будем делать?
Он осторожно обхватил Надино лицо, касаясь ее висков большими пальцами. В этот момент она слишком отчетливо осознавала, какие большие у него руки и как его длинные пальцы зарываются в ее волосы. Внутри нее пульсировал страх, но она не могла игнорировать жар, исходящий от Малахии. Если он был способен ей помочь – она не собиралась его останавливать.
– Я… мы, – запинаясь пробормотал он, прежде чем расправить плечи, – собираемся проверить, что именно ты можешь видеть своим третьим глазом.
– Это будет больно?
На лице Малахии промелькнуло какое-то мрачное веселье.
– Я знаю очень приятный способ провести этот эксперимент.
Он прижался к Надиным губам крепким поцелуем, разбивая ее на мелкие осколки.
«Если я пролью на алтарь достаточно пота и крови, может быть, она послушает. Может быть, она снова меня услышит. Может быть, скажет, в чем моя ошибка. Может быть, скажет мне, почему остались только пауки».
Жадное, беспорядочное воровство чужой магии, стремительные приливы силы в минуты отчаяния – ничто не могло сравниться с тем, что она чувствовала в те мгновения. Каждая частичка Надиного тела расслабилась под прохладными пальцами Малахии, когда он осторожно разбирал ее на части. Его магия была болезненно нежной, но при этом ядовитой и темной.