Надя была вынуждена согласиться. Ей не понравилось, как Малахия выглядел большую часть их разговора. Его кожа была слишком бледной и мокрой от пота, а зрачки казались слишком большими.

– Вы когда-нибудь слышали слово bolivgoy? – спросила Катя.

– Может быть, это означает «лес»? – предположила Надя.

– Это что-то еретичное, – сказала Анна, задумчиво нахмурившись. Они шли по пустому коридору крепости.

По пути им попадались редкие иконы, и Надя каждый раз отводила взгляд. Она не хотела видеть, к чему приводило ее присутствие.

Когда они вышли наружу, Катя жестом велела Анне продолжать.

– Церковь призывает к уничтожению таких существ. Это все, что я знаю. – Анна сделала паузу. – Малахия действительно бог?

Надя не торопилась с ответом. Она окинула взглядом старую крепость: когда-то это определенно был монастырь. На улице дул холодный ветер, и она подумала, что лето может больше никогда не наступить. Ночью выпал снег, засыпавший ветви деревьев и дорогу перед ними.

– Это ставит под сомнение наше восприятие богов, – сказала Надя. Ей уже не раз говорили, что у нее слишком много общего со старыми богами. Но что это значило? Неужели ей было суждено потерять остатки своей человечности и стать такой, как те непостижимые создания, с которыми она разговаривала? – Малахия является неким подобием бога хаоса, – продолжила она. – Но он все равно человек. Я думаю, он что-то упустил. Какую-то крохотную деталь, которая словно держит его на привязи.

Катя снова фыркнула, пиная сугроб.

– Может быть, это ты? – предложила Анна.

Надя никогда об этом не задумывалась. Могла ли она быть причиной того, что он так и не вознесся к истинной божественности?

Его переполняла энтропия. Глаза и рты, появляющиеся на его коже, были заражены тьмой. Катя не ошиблась. Чем дольше он пребывал в таком состоянии, тем больше они с Чирногом сливались воедино. Это была пугающая мысль.

– И мы хотим спасти Черного Стервятника, – пробормотала Анна.

– Боги, это звучит еще более нелепо, когда ты говоришь это вслух, – огрызнулась Катя.

– Он должен спасти себя сам, – сказала Надя.

– Кажется, ты возлагаешь слишком много надежд на человека, который не раз доказывал свою готовность совершать ужасные зверства в погоне за властью, – отметила Катя.

– Он – единственное, что сдерживает конец света.

– Может, он ждет удобного момента, чтобы предать нас? Ведь он уже делал это раньше.

Они наткнулись на маленькую заснеженную хижину, вокруг которой лениво бродили куры. Катя постучала в дверь с присущей ей самоуверенностью.

Дверь распахнулась сама собой, и царевна нахмурилась, прежде чем зайти внутрь.

Надя последовала за ней. Переступив порог, она глубоко вздохнула. Ей был знаком вкус этой силы.

– Пелагея, – сказала она, проходя мимо Кати в гостиную.

– Подожди, – сказала царевна и выглянула наружу, чтобы посмотреть на хижину. – Как это возможно?

Ведьма засмеялась, хлопнув в ладоши.

– Ты! Как неожиданно!

Надя в изнеможении плюхнулась в кресло. Нахмурившись, она вытащила из-под себя маленький череп и положила его на ближайший стол.

– Как ты это делаешь?

– Я прихожу, когда кто-то нуждается во мне. Все очень просто.

Катя осторожно вошла в комнату, а за ней появилась изумленная Анна.

– Это была ты?

– Я не знаю, о чем ты говоришь, дитя, – тон Пелагеи только подтвердил Надины подозрения касательно того, где Костя взял кулон Велеса. – Чаю? Ты не привела своих транавийских мальчишек? Жаль, я к ним очень привязалась. Они восхитительно глупы.

– Зачем? – спросила Надя, не обращая внимания на ее попытку уклониться от темы. Тем не менее она взяла чашку с чаем. Пелагея делала очень хороший чай. – Зачем ты дала Косте этот кулон? К чему все эти глупые пророчества и хождение по кругу? Кто ты такая?

Пелагея подняла брови:

– Ты знаешь, кто я.

– Ты ведьма, – сказала Катя.

– Я ведьма, – подтвердила Пелагея, постукивая себя по носу. – А кто ты? Маленькое чудовище, которое притворяется святой?

Надя вздохнула.

– Почему я не могу быть простым клириком? – спросила она.

– Можешь! Ты говоришь с богами, боги говорят с тобой. Ты смертна. Ты можешь умереть.

– Тогда почему все пытаются убедить меня в том, что я не клирик?

Пелагея склонила голову набок.

– Ах, тебе понравилось в Комязалове?

Надя поерзала на кресле.

– Я не знаю, кто хуже, Нирокша или Магдалена.

Анна тихо фыркнула.

– Магдалена, – задумчиво произнесла Пелагея. – В случае с Нирокшей мы хотя бы знаем о ее намерениях. Старые боги очень прямолинейны.

– Как ты все это делаешь, Пелагея? – спросила Надя. Ведьма перевела взгляд на Катю с Анной, а затем снова посмотрела на нее.

– Это все магия, дитя.

– Магия так не работает.

– Нет. Уже нет. Магия изменилась, и ее нити растянулись по всему миру. Он заражает, благословляет, поглощает, разрушает и творит. Этого бы не произошло без тебя, твоего Стервятника, короля и прасита. Вы изменили ход событий. Изменения были неизбежны. Вопрос заключался только в том, кто станет их причиной.

– Ты веришь, что наши судьбы предопределены? – спросила Катя.

Пелагея звонко рассмеялась.

– Совершенно нет. Хотя, – она посмотрела на Катю, – ты могла бы быть другой.

Царевна покраснела.

– А ты! Дорогое дитя. Дочь тьмы, дочь смерти, ты, которая позволила разорвать себя на кусочки только для того, чтобы открыть истину о своей истинной сущности. Ты все еще не понимаешь, что это значит? Благословленная, но не так, как другие клирики, нет, потому что в твоих венах уже была божественность. Тебя уже коснулось что-то гораздо более темное.

Надя нахмурилась. Она подтянула ноги и обняла свои колени.

– Но мои родители…

– Люди. Ты смертна, дорогая, или, по крайней мере, обладаешь смертностью.

Надя поморщилась. Ей не понравилось, как это прозвучало.

– Эта игра длится уже очень давно. Старых богов гораздо больше, чем тебе известно. Хотят ли они все быть свободными? Едва ли. Они обитают в глубинах вселенной и довольствуются своим нынешним положением. Но есть и те, кто желает свободы. Чирног. Нирокша. Вальшрева. Морокош. А некоторые и вовсе потеряли свои имена, вместе со своим разумом. Что, если они знали, что их время скоро придет? Что, если они пытались, снова и снова, и каждый раз, когда боги дарили благословение очередному ребенку, они старались коснуться его своими порочными руками?