дача Наркомата обороны расположена черт-те где и туда не наездишься. Да и вообще не до отдыха сейчас. О разговоре забыл, естественно… Через несколько дней Василевский получил ключи от дачи, до которой от Генштаба машиной ехать было минут пятнадцать. У гениального конструктора артиллерийских орудий Василия Грабина Верховный, чрезвычайно высоко оценивавший созданное им оружие, поинтересовался: какой награды он считает себя достойным – Сталинской премии или звания Героя Социалистического труда? Грабин, совершенно не рисуясь, сказал, что ему, в общем, все равно, главное, чтобы его пушки били фашистов. В итоге получил и премию, и Золотую звезду. Байки? Возможно. Однако, если и так, то суть времени и сталинского подхода к поощрениям они отражают прекрасно.

Кого еще Сталин не переносил органически? Трепачей, балаболов, пустобрехов, прожектеров. К огромному разочарованию тех, кто пытался оглушить вождя громкими фразами, потрясающими воображение цифрами, заболтать его и, говоря грубо, «навесить лапшу на уши», сделать это было невозможно категорически. Причина – невероятная образованность, эрудированность Сталина, его широчайшая осведомленность в самом широком круге вопросов. Да, формально образование Иосифа Виссарионовича ограничилось незавершенным им курсом духовной семинарии. Однако впоследствии Сталин не только искал знаний в самых разнообразнейших областях – он впитывал их как губка, поглощал, оценивал и систематизировал. По собственному признанию Вождя, его дневная «норма» в чтении составляла полтысячи печатных страниц! Вдумайтесь в эту цифру… Много вы знаете людей, способных на такое? Впрочем, некоторые шибко умные исследователи жизни Сталина пытаются утверждать, что «проглатывать» подобное количество текста ежедневно он попросту не мог физически – при его-то сверхзагруженном графике.

Тем не менее их возражения разбиваются вдребезги одним неопровержимым фактом – после смерти Иосифа Виссарионовича в его личной библиотеке, собиравшейся с 1925 года и насчитывавшей тысячи томов, большая часть книг, чуть ли не 90 % из них, оказались испещрены пометками, сделанными Сталиным на полях во время прочтения. Эти ремарки были столь обширны, что за ними иногда не было видно самого текста. А ведь в собрании Вождя была вовсе не только художественная литература (которую он, кстати говоря, читал весьма охотно), но и сугубо специфические издания по широчайшему кругу предметов – от философии и естествознания до технических и точных наук. Читал, пусть и со словарем, Сталин на английском, немецком, французском. Русским и грузинским, вождь, естественно, владел безукоризненно. Вычитывая множество поданных ему на рецензию рукописей и киносценариев, Иосиф Виссарионович не только вникал в их смысл, но также вносил редакторские и даже корректорские правки. Сохранилась масса воспоминаний современников, поражавшихся его огромному кругозору и начитанности. Мне лично более всего по душе слова англичанина Чарльза Сноу (барона, между прочим), прямо говорившего, что в сравнении со Сталиным и Черчилль, и Рузвельт – не более чем малообразованные недоучки…

Понятно, что «втереть» что-либо человеку с таким уровнем знаний, да еще и помноженным на колоссальные аналитические способности, было крайне затруднительно. Но ведь пытались же! Можно не сомневаться – маршал Тухачевский перестал существовать для Сталина как военный руководитель еще до того, как Вождю доложили о его попытках стать «красным Бонапартом». Уважение и доверие Сталина он утратил после собственных безумных прожектов о стотысячных танковых армадах, разбавленных для массовости «бронированными тракторами». Живет в народе и история о Хрущеве, принявшемся однажды на заседании Политбюро разливаться соловьем о неких грандиозных «агрогородах», которые нужно возводить в СССР, расписывая самые невероятные картины в духе фаланстеров Сен-Симона. Досыта наслушавшись его бредней, Сталин подошел к Никитке и, похлопав то ли по плечу, то ли по лысине, сказал: «Ух ты, мой маленький Маркс!» С учетом того, что потом этот Кукурузник сотворил-таки с советским сельским хозяйством, не хлопать надо было, а башку ему оторвать…

Другой пример – в 1938 году в кабинет Сталина конструкторы, пыхтя и отдуваясь, притащили макет нового танка. На столе Вождя стоял многобашенный монстр, который, очевидно, одним своим видом должен был повергать в ужас и обращать в повальное бегство любого врага. Иосиф Виссарионович, явно злясь, пооткручивал этому «чуду техники» лишние башни и сказал: «Не хрен тут делать из танка “Мюр и Мерлиз”»! Поясню суть: «Мюр и Мерлиз» – название известнейшего в Москве до революции универмага, в котором можно было купить практически все что угодно. Говоря в современной терминологии – супермаркета. Этим самым «Мерлизом» Вождь, между прочим, по воспоминаниям современников, обзывался весьма нередко, пуская едкое сравнение в ход каждый раз, когда ему пытались в качестве «гениальной идеи» подсунуть нечто абсолютно универсальное, чересчур сложное и, естественно, совершенно нежизнеспособное и неприменимое на практике. Лезть к нему с подобными предложениями было себе дороже. Пустозвонов, стремящихся вбухать народные деньги в реализацию собственных безумных амбиций, Сталин раскусывал моментально и спуску им не давал. А уж если дело касалось вопросов обороны, неизменно бывших для него приоритетом № 1, то все могло закончиться и вовсе плачевно.

Сталин презирал трусов и паникеров, с отвращением относился к приспособленцам и ловкачам. Вождь был блестящим знатоком людской натуры, и пытаться предстать перед ним в более выгодном свете, скрыв собственные недостатки, означало только вредить себе. Сталин моментально составлял мнение о человеке, и горе тому, о ком оно складывалось у него негативно. Переломить отношение к себе Верховного, вернуть его утраченное доверие и уважение было невероятно сложно. Чаще всего – совершенно невозможно. Сталин мог простить ошибку, глупый поступок, совершенные в горячке или даже неоправданный риск – если совершивший это искренне стремился сделать как лучше, а не пытался выслужиться или был движим какими-то другими своекорыстными побуждениями. Но самоуверенность, самовлюбленность, попытки присвоить себе право на обладание истиной в последней инстанции и статус непогрешимого, не прощал. И не стоит винить пережившего на протяжении своего более чем непростого жизненного пути множество разочарований и предательств (в том числе и самых близких соратников и товарищей) Сталина в том, что в первую очередь он замечал в людях те их негативные черты, из-за которых впоследствии могут возникнуть проблемы. Да, Сталин был недоверчив и суров – вернее, стал таким под влиянием обстоятельств и в силу того, что каждая допущенная им при чьей-то оценке ошибка могла обойтись невероятно дорого, причем всей стране. Однако можно сказать с уверенностью – в своих взаимоотношениях с людьми он никогда не был ни подл, ни мелочен. Как, впрочем, и во всем остальном.

Часть V

Сталин и спецслужбы

Тема «Сталин и советские спецслужбы» однозначно является одним из интереснейших аспектов деятельности Иосифа Виссарионовича. Собственно говоря, мы и ранее уже касались некоторых ее аспектов, говоря о работе