Шрифт:
Закладка:
Но огорчен он был ужасно.
Глава XIV
Когда весна встречается в девичьем сердце с первой любовью, птицы начинают петь.
В тот май под окном у Недды, когда она просыпалась, заливались черные и пыльно-серые дрозды, но ей казалось, будто поет она сама, и притом всю ночь напролет. На листьях сверкали то солнечные блики, то дождевые капли, принесенные юго-западным ветром, а глаза Недды, стоило им только раскрыться, загорались мягким и теплым светом. И они уже не тускнели весь день независимо от того, был ли газон внизу у дома покрыт прозрачной росой или лежал темный и иссохший под ударами восточного ветра. А на сердце у нее было необыкновенно легко.
После нескольких бесплодных дней, проведенных в Бекете, на Феликса напал приступ cacoothes scribendi[50], поэтому он не замечал, что творится с дочерью. Он, великий наблюдатель, не видел того, что видели все. Но и он и Флора были так поглощены высокими материями, что не могли, например, не задумываясь сказать, на какой руке носят обручальные кольца. Они столько говорили о Бекете и Тодах, что Флора совсем привыкла к мысли, что на днях к ней пожалуют в гости двое молодых родственников. Но она только что начала писать поэму «Дионис у источника», а сам Феликс погрузился в сатирическую аллегорию «Последний пахарь», и Недда оказалась одна. Впрочем, рядом с ней неотступно все время шагал невидимый спутник. Она отдавала все свои мысли и все свое сердце этим воображаемым прогулкам, но ее это ничуть не удивляло, хотя прежде она ничему не умела отдаваться целиком. Пчела отлично знает, когда наступает первый летний день, и жадно льнет к распустившимся цветам; то же было и с Неддой. Она написала Диреку два письма, а он ей одно. Поэзии, однако, в нем не было и следа. Как и следовало ожидать, оно почти целиком было посвящено Уилмет Гонт: не подыщет ли Недда для нее место в Лондоне, чтобы девушка знала, куда ей ехать? Зато письмо кончалось словами: «Влюбленный в тебя Дирек».
Письмо встревожило Недду. Она бы сразу показала его Флоре или Феликсу, но помешали последние слова и обращение: «Любимая Недда!» Однако она инстинктивно понимала, что об Уилмет Гонт она может говорить только с матерью: ведь любая другая женщина захочет точно узнать, в чем дело, начнет расспрашивать, а что она сможет ответить? Да и сочувствия от них не дождешься. И вдруг она вспомнила про мистера Каскота.
За обедом она осторожно закинула удочку – оказалось, что Феликс довольно тепло отзывается о Каскоте. Удивительно, как он очутился в Бекете: вот уж где ему не место! Человек он неплохой, немного, пожалуй, шалый, – но это всегда случается с мужчинами в его возрасте, если вокруг них слишком много женщин или же нет ни одной…
– А у мистера Каскота – первое или второе? – спросила Недда.
– Ни то ни другое… А тебе он как, понравился? – И Феликс посмотрел на свою маленькую дочку со смиренным любопытством. Он всегда подозревал, что молодость инстинктивно разбирается во всем гораздо лучше, чем он…
– Очень. Сразу понравился. Он похож на большого пса.
– Ну да, – сказал Феликс, – он похож на пса: скалит зубы и бегает по городу, а порой и лает на луну.
«Пусть лает, – подумала Недда. – Лишь бы не был из этих «избранных»».
– Он очень человечен, – прибавил Феликс.
Недда узнала затем, что Каскот живет в Грейс-инн, и тут же решила: «Вот его я и спрошу…»
Свой замысел она привела в исполнение, написав ему письмо:
«Дорогой мистер Каскот!
Вы были так добры, что разрешили мне обращаться к Вам с разными вопросами. А тут у меня как раз очень трудное дело, и я ломаю себе голову, как мне быть. Вот почему мне ужасно нужно с Вами посоветоваться. Вышло так, что с этим я не могу обратиться ни к папе, ни к маме. Не сердитесь, что я отнимаю у Вас время. И пожалуйста, прямо скажите мне, если Вам это неудобно.
На это последовал ответ:
«Дорогая мисс Фриленд!
Очень рад. Но если это действительно трудный вопрос, не тратьте ни времени, ни бумаги. Давайте лучше вместе позавтракаем в ресторане Элджин возле Британского музея. Очень тихое и почтенное заведение. Бальное платье необязательно. В час дня.
Не надев бального платья, Недда с замирающим сердцем впервые отправилась одна в свет. Говоря по правде, она не представляла себе, как ей рассказать почти чужому человеку про девушку с такой сомнительной репутацией. Но она уговаривала себя: «Ничего, все обойдется: у него такие добрые глаза». Она даже почувствовала прилив бодрости: ведь в конце концов она узнает что-то новое, а узнавать всегда интересно. Музыка, звучавшая в ее душе, не заглушила, а скорее обострила ее необычайный интерес к жизни. Калейдоскоп лиц на Оксфорд-стрит – все эти бесчисленные девушки и женщины, спешащие по своим делам и живущие своей жизнью, непохожей на жизнь Недды, – показался ей в то утро удивительно привлекательным. А вот мужчины ей были совсем не интересны: ведь у них нет ни темно-серых глаз, то вспыхивающих, то мерцающих, ни костюма из твида, у которого такой чудесный запах. Только один пробудил в ней любопытство, и это случилось у Тотенхем-Корт-роуд: она спросила дорогу у полицейского на углу, и тот чуть ли не пополам согнулся, чтобы выслушать ее, – такая громадина, косая сажень в плечах, лицо краснее красного! Подумать только, что он обратил на нее внимание! Если он человек, то неужели и она принадлежит к той же породе? Но и это удивляло ее ничуть не больше, чем все остальное. Почему выросли весенние цветы, которые несет в корзинке вон та женщина? Почему в высоком небе плывет белое облако? Почему существует Недда Фриленд и что она такое?
Она увидела мистера Каскота у входа в маленький ресторан – он ее поджидал. Конечно, его нельзя было назвать красавцем: веснушчатое бледное лицо, желтые, как песок, усы с изгрызенными кончиками и рассеянный взгляд, – но Недда подумала: «Он еще приятнее, чем мне казалось, и, конечно, все понимает…»
Сначала ей так понравилось сидеть против Каскота за столиком, на котором были расставлены тарелочки с чем-то красным и с какой-то рыбешкой, что она едва вслушивалась в его быструю, с легким заиканием речь: англичане ничего не смыслят
