* * *

— Полозова нет боле! — пытаясь отдышаться, прокричал гонец и сполз по бревенчатой стене на пол.

Высоченный мужчина тяжело вздохнул, отведя от гонца взор. Поправив расшитый ворот рубахи, опустился на лавку, перевёл взор на сидящего в углу юношу.

— Рагдай не обманул, — прохрипел мужчина, — Аримия набралась смелости на нас войной идти.

— Да что ты, Ставр Богданович, — юноша вскочил, едва не опрокинув скамью, на коей сидел, — как мог ты усомниться в словах Рагдая Невзоровича?! Наворопник Родославин едва душу не отдал, дабы весть такую доставить…

— Да понял я, — кивнул Ставр, задумчиво потерев блестящую бороду. Решив для себя что-то, вновь посмотрел на полуживого гонца: — Иди-ка, Радко, ты к Валдаю, расскажи что видел, уболтай его ко мне явиться.

— Всё сделаю, батый, — прохрипел Радко, поднимаясь на ноги.

Дождавшись, пока Радко уйдёт, Ставр выпрямился, приблизился к отворённому настежь окну. Ночная прохлада приятно коснулась лица, скользнула за ворот рубахи. Но крепость не знала покоя, Дрёма не спешила заключать её обитателей в объятия. Суета царила в Кинсае, к постоялым дворам тянулись людские реки, увенчанные светом факелов, — бегущим мирянам не было конца. Три дня назад, когда к Ставру прибыл юнец из кийского острога, на него никто не обратил внимания. Парень буквально вломился в терем воеводы, выпалил всё, что знал о надвигающейся беде… А знал он мало. Из несвязанных выкриков Ставр понял лишь то, что наворопник Родославы прознал о скором нападении аримийского войска на Кинсай. Маловато для паники, но весть о нахождении Родославы в Кийском остроге насторожила Ставра не меньше. Эта хладнокровная, грубая баба с леденящим душу взглядом никогда не задерживалась в малых укреплениях надолго. А в Кийский острог и вовсе наведывалась исключительно к отцу… а он не так давно умер. Всё это не нравилось Ставру до головной боли, до скрипа зубов. Если Родославины наворопники прочёсывают аримийские границы, значит дело серьёзное. Значит, предстоящее нападение не простой набег. От таких посланников не отмахнёшься. Неужели Аримия взялась за старое? Неужели дряхлый император решил тряхнуть стариной и пойти на штурм?

Повелев дружинникам увести всех мирян в крепость, Ставр надеялся, что это ненадолго, что посланный на разведку Радко вернётся с благими вестями. Но Радко выглядел настолько перепуганным, потрясённым увиденным, что надежда на коротенечкое противостояние растаяла без следа. Тяжело вздохнув, Ставр повернулся к гостю:

— Как, говоришь, тебя звать?

— Добря, — в десятый раз ответил юноша. Казалось, воевода и не пытался запомнить его имя. А может, это не вопрос вовсе? Может, Ставр так нарёк Рагдаевского дружинника?

— Опасно тебе в острог воротаться, милай, — выдал Ставр. — Коли ариманы сюда путь держат от Полозова, то никак ты их не обойдёшь. Я Рагдаю отправлю голубя, напишу ему, что ты жив-здоров, что у меня покамест останешься. Так что ступай в дружинный дом, отдохни. Ариман вместе встретим.

— Да как же? — Добря скривился, побледнел, сжав лямку налучей. — Я ведь даже не знаю, выстояли они али нет.

— Ну, вернётся мой голубь обратно — значит, не выстояли, — ухмыльнулся Ставр, — так что привыкай, малец.

Добря раскрыл рот в немом ужасе. Не столько мысль о смерти товарищей поразила его, сколько спокойствие здешнего воеводы… безразличие к судьбе тех, кто дорогой ценой предупредил его об опасности. Но выбора у дружинника не было. Потупив взор, Добря молча вышел из палат воеводы, поплёлся к дружинному дому, в коем его расположили до возвращения Радко. Горестно было на душе, тоскливо, только ничего уж не поправить.

* * *

От удара дверь жалобно заскрипела, завибрировала. Рагдай выскочил на крыльцо, окинул взором погружённый в ночную тьму острог. Растерянно потерев лысую голову, рыкнул, закрутился, не зная, куда идти.

— Почто избу отцовскую ломаешь? — раздался строгий голос за спиной.

Рагдай обернулся, подскочил к Родославе. Обхватив её плечи, уставился в светло-серые глаза.

— Неужто будет война? — прохрипел он. — Настоящая война, аки осьмнадцать лет назад?

— Чему дивишься? — криво улыбнулась она.

В глазах богатырши возник злой блеск, тонкие черты в лунном свете казались звериными. Рагдай выпустил её плечи, отступил на шаг.

— На прошлой войне воевала вся Тархтария, — заговорил воевода, — тьмы* воинов, тьмы… У меня здесь осталась полуживая сотня. Из твоего десятка лишь трое на ногах, да от Маруна вестей нет. Жив ли он?

— Два десятка омуженок ещё, — поправила Рода, рассматривая отчаяние на его лице.

— Ну да, бабы с вилами для ариман страшней зверя лютого, — скривился Рагдай, сплюнув на землю. — У Велибора пара сотен, Ставра я знаю — от него снега зимой не допросишься… Все мои дружинники здесь полягут, аки пить дать. Что мне сказать им? Что верную смерть здесь примем?

Родослава приблизилась с грацией ночного хищника, ладонью заскользила по плечу воеводы. Сильные пальцы впились в его шею, сжали до хруста позвонков.

— Хорош ныть, — процедила она. — Сделай так, дабы твои дружинники не полегли. Борись за их жизни до последнего, думай своей лысой главой. Велибор не лыком шит, прошлую войну с Аримией прошёл, знает толк в боях тяжких. Брат мой явится, токмо позову.

— Как? — выдавил Рагдай, понимая, что любые попытки вырваться из стальной хватки приводят лишь к большей боли.

— Через кровь, — ухмыльнулась Рода, выпустив воеводу, — то уж не твоя забота.

Рагдай обхватил затылок, тщетно растирая шею, — боль не утихала. В этой бабе не было ничего от её приёмного отца. Суровая, холодная, она принадлежала иному миру, к коему прислушивалась, в коий зрила и получала от него ответы.

— Родослава Акимовна! — голос дружинника обратил внимание воеводы на себя. Дозорный бежал со всех ног, словно за воротами возникла разом вся местная нежить. — Родослава Акимовна!

— Что стряслось? — спокойно спросила богатырша, шагая навстречу дозорному.

— Там люди в плащах чёрных да шкурах звериных, — указывая на ворота, затараторил дружинник, — всадники. Сотня, не меньше. Мы бы их из луков хлебом-солью накормили, да у одного из них печать княжеская.

— Неужто, — улыбнулась Рода, переходя на бег.

Лучники замерли у бойниц, видя, как богатырша бежит к вратам. Странные всадники выстроились перед стеной, один из них, укутанный в волчью шкуру, держал над собой серебряный диск с выгравированной совой — знак княжеской дружины. Посему стрелять по ним никто не решался, к тому же Родослава никаких приказов не давала, а значит, это не враг.

Богатырша жестом велела снять засовы, с силой толкнула массивные створки врат, выходя к прибывшим. Увидев её, всадники спешились. Рода улыбнулась уголком губ, рассматривая мохнатые шкуры на головах и плечах воинов.

— Здрава будь, Родослава Акимовна! — поприветствовал тот, что держал печать.

— Здрава будь, мати! — пробасили остальные.