Шрифт:
Закладка:
— Приветствую вас, господин Юинг, — сказал он, не зная, что ожидать от такого визита.
Глава тайной службы императора спешился, неторопливо подошёл к юноше, опустив с головы капюшон. Положение младшего Муна Юинг понимал как никто другой и отказать себе в столь лакомом моменте злорадства не мог. Кивнув в сторону столпившихся солдат, Юинг отдал немую команду, и двое сопровождавших его разведчиков направились к ним.
— Всем отойти, — приказали разведчики, — возвращайтесь к своим делам.
Желания заступаться за своего командира ни у кого не возникло, никто не хотел попасть в тюрьму и обрести клеймо предателя — для этого в Аримии особый повод не требовался. Поэтому воины вернулись к кострам, кто-то решил вновь расчесать коням гривы, кто-то мгновенно провалился в сон, надеясь остаться незамеченным в таком положении.
Боджинг покорно ждал слов Юинга, всё так же преклонив колено и опустив взор. Главный разведчик империи любовался подавленностью и страхом юноши, смакуя каждую минуту их «общения».
— Наследник великой династии, — начал Юинг, подмечая, как несчастный сжимается в комок от каждого его слова, — надежда отца… его гордость. Боджинг, как ты оказался во главе отряда? Неужели у твоего отца не нашлось более опытных командиров? А?
— Тархтары оказали нам мощное сопротивление, — дрожа всем телом, но пытаясь говорить как можно уверенней, начал Боджинг, — командира Чана опасно ранили… даже не знаю, остался ли он жив. В этой суматохе я взял командование на себя, собрал уцелевших воинов и прорвался к Аргуни.
— Ну, неплохо, — ехидно улыбнулся Юинг, проведя рукой по тонким усам. — А что заставило тебя напасть на крепость Елжга?
Боджинг опасливо поднял на него взгляд — Юинг был достаточно молод, немногим старше его самого, но при этом занимал высочайшую должность. Быть глазами и ушами императора дано не всем. Если подумать, то об этом человеке никому ничего не известно, кроме имени… да и настоящее ли оно? От этих тёмных, почти чёрных глаз, поблёскивающих презрением, становилось не по себе. Боджинг не смог вынести пристального взгляда и вновь опустил голову.
— Я рассчитывал застать врага врасплох, — выдавил он.
— И у тебя бы вышло, — кивнул Юинг, улыбнувшись уголком губ. — Но тархтары как будто тебя ждали…
Боджинг резко поднял голову, удивлённо уставился на разведчика.
— Да, — выдавил юноша, обливаясь холодным потом.
— Кто-то смог проскользнуть мимо твоего отца и предупредить воинов крепости, так?
— Может быть, — прошептал командир, чувствуя, как разведчик загоняет его в угол. Что выбрать: признать своё желание с первой же битвы заполучить славу или подтвердить промах отца? Юинг доложит императору, что генерал Мун не смог предугадать столь очевидный ход противника и убить гонца. Опомнившись, Боджинг схватил разведчика за подол плаща, затараторил: — Нет, всех кийских разведчиков мы убили… Это разведка Елжги, не иначе. Я не заметил ни слежки, ни расставленных ловушек. Это единственное укрепление на пути к Вольной Тархтарии, я должен был предвидеть, что оно очень хорошо охраняется…
— Понятно, — резко рванув на себя плащ, Юинг остановил поток оправданий. Поймать Мун Вейшенга на несостоятельности и старости не получится — Боджинг всё возьмёт на себя. Однако данной ситуацией ещё можно воспользоваться. Изобразив сочувствие на лице, Юинг подался к перепуганному юноше, шепнул: — Хочешь исправить свои ошибки и вернуть честь роду Мун?
— Да, — выдохнул Боджинг, даже не подумав о цене своего ответа.
— Бей сравнял Полозов с землёй и готовится напасть на Кинсай. Он готов поделиться с тобой отрядом всадников. Ты разобьёшь крепость Елжга и присоединишься к Бею. Когда твой отец разделается с Кийским острогом вы вместе ударите по Кинсаю.
— А как же крепость-святилище?
— Там собрались женщины и дети, а та горсть воинов, что их охраняет, даже нос боится показать, — рассмеялся Юинг. — С ними трудностей не будет. А вот Кинсай нужно взять до осени. Ну что, примешь помощь Бея?
— Да, — кивнул Боджинг.
— Я тоже приду к тебе с отрядом лучников. Вместе мы одолеем Елжгу.
* * *
Боль — первое, что почувствовало онемевшее тело. Едва приоткрыв глаза, Лех застонал. Торопливые шаги подтвердили, что он здесь не один. А где это — здесь? Память отказывалась воскрешать минувшие события, голову обожгла боль. Вновь застонав, наворопник попытался встать, но чьи-то руки не дали этого сделать.
— Тише, тише, Лех, — знакомый женский голос подарил ощущение безопасности.
Но кто это? Из пересохшего горла вырвались подобия слов, но смысла не понял даже сам Лех. Прохладный глиняный край кружки коснулся губ, живительная влага потекла по языку.
— Не спеши, пей спокойно, — велел голос. Строгий, но при этом заботливый, как у матери.
— Мати! — захрипел Лех, давясь водой. Сознание мгновенно прояснилось, боль канула в потоке мыслей. — Мати…
— Тише, тише, — зашептала Рода, поставив кружку на стол. — Ты в остроге, не тревожься.
— Мати, — позвал Лех, пытаясь разглядеть богатыршу, — Дарен передал тебе? Передал, что аримийское войско идёт не на Кинсай?
Тяжёлая поступь заставила наворопника вздрогнуть — кто-то ещё был здесь. Тень нависла над ним, и больших усилий стоило Леху рассмотреть этого человека — Рагдай. Его густые брови съехались к переносице, добела сжатые губы скрылись под усами.
— Куда же подались ариманы? — голос богатырши прозвучал настороженно, тихо.
— В Полозов, — выдавил Лех.
— Как?! — взорвался Рагдай, едва не оглушив несчастного наворопника. — Почто им речная крепостица?
— Кинсай — неприступная крепость, — задумчиво заговорила Рода, — с одной стороны его хранит Амур, с другой — поросшие холмы да горы. На широком поле близ крепости разрослись деревни. Меж этих деревень к густому лесу ведёт тропа… а бежит она к Полозову. Не будет Полозова — тропа откроется.
— Ариманы хотели деревни разорить? — нахмурился Рагдай. — Через врата, что для мирян завсегда открыты в крепость ворваться?
— Ну, ночью так можно прорваться, коли тихонечко, — кивнула Рода. — Ты Кинсай упредил, посему ариманам не пробраться так легко. Да всё ж в брошенных деревнях они могут хоть всю зиму осаждать крепость.
— Мати, поспешать в Полозов надобно, — прохрипел Лех.
Родослава мрачно посмотрела на него, заботливо убрала со взмокшего лба прилипшие пряди.
— Ты, родимый, четыре дня в себя не приходил, — сказала она. — Коли ариманы на Полозов шли, то нет его