коалиции — СССР, США, Англии и Франции, выражавший волю народов, действовавший по уполномочию совести всего человечества[470]. И судил за поистине международные по масштабам преступления, за агрессию, за гибель десятков миллионов людей, за геноцид — политику физического истребления целых народов. Только в нацистских лагерях смерти было уничтожено 12 млн. человек. На Нюрнбергском процессе, проходившем с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 г., на 403 его заседаниях было выявлено, какую ответственность несли за все эти злодеяния Геринг, Риббентроп, Розенберг, Кейтель, Кальтенбруннер и другие нацистские лидеры.

16 октября 1946 г. приговоренные к смерти главари гитлеровской Германии были казнены. Часть подсудимых трибунал приговорил к длительному или пожизненному тюремному заключению. На Нюрнбергском процессе был вскрыт подлинный характер всей кровавой политики фашизма, доказана преступность нацистской партии, гестапо, эсэсовцев, штурмовиков. Членство в этих организациях по решению Международного трибунала уже само по себе было объявлено преступлением, наказание за которое является правом и обязанностью судебных органов любого государства.

Суд над главными японскими военными преступниками, происходивший после окончания второй мировой войны, явился прямым продолжением Нюрнбергского процесса.

Не случайно международная реакция, прежде всего американская, западногерманские реваншисты и неонацисты уже много лет подряд ведут кампанию клеветы против решений Международного военного трибунала, пытаясь посеять сомнение в справедливости вынесенного им приговора. Кампания против решений Нюрнбергского процесса была и остается частью политики реакционных сил ФРГ по избавлению нацистских преступников от возмездия за совершенные ими преступления.

В послевоенные годы проходили суды над предателями родины, коллаборационистами — приспешниками фашистских оккупантов и соучастниками кровавых расправ, которые творились захватчиками. Суды над изменниками проходили едва ли не во всех западноевропейских государствах, освобожденных от фашистской оккупации. Внутриполитическая обстановка, сложившаяся в этих странах после освобождения, наложила свой отпечаток на ход этих процессов и исход большинства из них.

Процессы над коллаборационистами были одной из тех мер, на которые пошла буржуазия, уступая нажиму со стороны народных масс. Правда, при этом реакция спасла от преследования большинство преступников, являющихся соучастниками злодеяний гитлеровских оккупантов. В ряде стран Западной Европы были ликвидированы трибуналы, созданные движением Сопротивления, возвращены полномочия многим судьям-коллаборационистам. Соглашаясь на предание суду наиболее ненавистных представителей политики национальной измены, консервативные силы стремились провести эти политические процессы таким образом, чтобы помешать раскрытию классовой сущности политики коллаборационизма, что неизбежно стало бы обвинительным приговором для всей крупной буржуазии. Именно поэтому процессы над главными прихвостнями фашистских захватчиков были порой характерны не тем, что на них говорилось, а тем, о чем умалчивалось, не доказательствами измены подсудимых, не столкновениями обвинения и защиты, а совместным, обоюдным стремлением прокуроров и адвокатов обойти «скользкие» вопросы. Процессы над коллаборационистами являются одним из многих примеров, когда суд должен был служить лишь маскировкой преступлений реакции.

Многообразие мотивов проведения политических процессов возрастало по мере того, как увеличивалось разнообразие форм, методов, оттенков, запутанных перипетий политической борьбы внутри буржуазных стран и на международной арене. Новейшая история знает и стремление различных фракций правящего класса с помощью судебных процессов переложить на одну из них или на отдельных лиц вину за совместно осуществленное национальное предательство, и попытки таким путем доказать разрыв с фашистским прошлым, которого в действительности не произошло, спасая при этом от ответственности главных преступников (процессы над нацистами в ФРГ), и желание «судебным путем» «переписать» в свою пользу недавнюю историю, обосновать свою империалистическую политику в отношении той или иной страны и т. д. Известны также многочисленные случаи попыток замаскировать истинную суть политического процесса или даже отрицать его политический характер, придав ему вид уголовного дела (процессы, связанные с политическими убийствами в США, начиная с 1963 г.). Бывали процессы, инсценированные с пропагандистскими целями, суды, во время которых скрывалась связь обвиняемых с заграницей, и суды, когда измышлялась такая связь. Нередко многие цели переплетались при проведении процессов.

Надо всегда учитывать большую роль, сыгранную в фабрикации процессов политической полицией. И дело здесь вовсе не в моральных и деловых качествах полицейских, как это утверждают отдельные западные историки. Во-первых, комплектование полиции и ее действия определяются социальным строем и общественной атмосферой в стране, господствующей системой идейных ценностей и ориентировок поведения. А во-вторых (это признают и некоторые новейшие западные исследователи), моральный облик личного состава полиции мало влияет на ее реальную роль в жизни общества. Казалось, что полиция Веймарской республики в Германии 1919–1932 гг. обладала множеством «положительных» качеств — высокой профессиональной подготовкой, относительной независимостью от местных политиканов, меньшей степенью продажности, чем полиция в других западных странах, и т. п. На практике же полицейские стали активным орудием сил, расчищавших нацистским преступникам путь, и после прихода Гитлера к власти в своем подавляющем большинстве перешли в карательные органы нацистской диктатуры. Например, из 100 гестаповцев Кобленца только 10–15 не служили в полиции Веймарской Германии[471].

На течение политического процесса оказывали большое, порой решающее влияние различные факторы — считали ли судебные власти необходимым придерживаться (хотя бы формально) требований существующей законности, или она отбрасывалась, как только становилась помехой для достижения цели процесса. Другими словами, шла ли речь о действительном процессе или только об инсценировке судебного разбирательства? Существовала ли в стране (или за рубежом) явная или тайная оппозиция, способная спутать карты организаторов процесса? С этим обычно бывало тесно связано и другое важнейшее обстоятельство: являлся ли подсудимый уже заранее сломленной жертвой, послушно играющей отведенную ему роль на суде, или активным противником, стремящимся так или иначе воспрепятствовать тому течению судебного следствия, которое было заранее намечено обвинением; насколько осведомлены и правдивы были свидетели, допущенные на суд.

Только комбинация всех этих факторов, окрашенных спецификой идеологии эпохи, особенностями сложившейся обстановки, создает общий облик судебной драмы, определяет ее основные контуры, общественный смысл, политические результаты и нравственные итоги. Однако, как общее правило, процесс должен был в большей или меньшей мере не устанавливать, а скрывать истину. Об этом неопровержимо свидетельствует история политических процессов как одного из орудий господства правящих классов эксплуататорского общества.

Примечания

1

См. Жебелев С. А. Евангелия канонические и апокрифические. Пг., 1919, с. 97—99; Свентицкая И. С. Запрещенные евангелия. М., 1965, с. 133—134.

2

Hoehner Н. W. Herod Antipas. Cambridge, 1972, р. 248

3

Цит. по: Лопухин А. П. Законодательство Моисея. СПб., 1882, с. 301—302.

4

См. Немоевский А. Бог—Иисус. Пг., 1920, с. 129, и др. Ср.