class="p1">В церковных кругах, в частности среди иезуитов, тоже стали опасаться, как бы «дело Дрейфуса» не превратилось в бумеранг, который ударит по клерикализму, и пытались поэтому нащупать почву для соглашения с дрейфусарами[448]. Беспокойство стал негласно выражать даже папа Лев XIII[449]. Начались всевозможные передвижки и тайные сделки среди различных группировок дрейфусаров и антидрейфусаров, многие из них по беспринципности и карьеризму вполне стоили друг друга. 25 июня 1899 г. был образован кабинет В аль дека-Руссо, именовавший себя правительством «защиты республики». В него наряду с военным министром Галиффе — одним из палачей Парижской коммуны — впервые вошел оппортунистам настроенный социалист Мильеран.

И вот наконец 7 августа 1899 г. открылись заседания военного суда в Ренне, куда Дрейфуса доставили с Чертова острова. «Он выглядит стариком, стариком 39 лет», — писал корреспондент «Таймс». Процесс велся с откровенным пристрастием. Генералы и офицеры, выступавшие свидетелями, ежедневно держали совет, распределяя задания. Другие офицеры — члены военного трибунала прилагали немалые усилия для претворения этих планов в жизнь. Суд ставил всяческие рогатки защите. Чуть ли не третируемые генералами, семеро судей являли собой жалкое зрелище[450]. Прокурор майор Карьер выглядел просто ординарцем «свидетеля» — генерала Мерсье. Ряд свидетелей-офицеров теперь, в Ренне, повинуясь дирижерской палочке генералитета, показывали прямо противоположное тому, что говорили ранее. Военные пытались бросить тень на все действия Пикара, обвиняя его в подлогах, которые столь обильно фабриковал Генеральный штаб. Генерал Роже, холеный шестидесятилетний жуир, сидевший по правую руку Мерсье, то пытался запутать, сбить с толку свидетелей защиты, то сам старался сплести новую сеть лжи, куда был бы затянут обвиняемый. Или еще один генерал, Делуа, длинный, худощавый, на коротких ножках, с плешивой головой в форме редьки, старавшийся, панибратствуя с судьями, убедить их в том, что выдать секреты «бордеро» мог только артиллерист Дрейфус.

Еще до открытия процесса Мерсье громогласно объявил, что он на этот раз скажет абсолютно все. Это «все» на деле оказалось более чем легковесным. Генерал не смог изобрести ничего более остроумного, чем объявить подложными все документы, сличение которых с «бордеро» выявило, что его автором был Эстергази. Письмо с фразой «эта каналья Д.», конечно, относится к Дрейфусу. Бывший военный министр пустился на такой подлог, на какой не рискнул никто из его коллег. Он объявил, что в 1894 г. окончательно убедился в виновности Дрейфуса после прочтения документа, касающегося железных дорог. Ложь была особенно грубой, так как бумага эта была написана в марте 1895 г., когда Дрейфус уже находился на Чертовом острове, и лишь благодаря фальсификации документа, совершенной Анри, отнесена к весне 1894 г. Мерсье уверял, будто из-за захваченных тайных документов, уличавших Дрейфуса в шпионаже, в начале 1895 г. Германия грозила войной (Казимир Перье, бывший в 1895 г. президентом, опроверг это, обвинив генерала во лжи). Даже крайне правая газета «Оторите» 15 августа писала с горечью: «Если нет другой амуниции, не стоит инсценировать такие процессы»[451]. Не лучший вид имел и генерал Буадефр, ссылавшийся на показания Лебрена-Рено. Был подготовлен целый парад сознательных или бессознательных лжесвидетелей. Бывший австрийский офицер Чернуский уверял, будто, еще находясь на службе, он узнал от своего друга — высокопоставленного военного, что Дрейфус являлся наиболее важным агентом во Франции. Возникло серьезное подозрение, что эти показания Чернуского были оплачены «секцией статистики» Генерального штаба. Последующая проверка — уже в 1904 г. — выяснила, что действительно производились траты на неизвестные цели.

Начальник контрразведки майор Роллен ко времени начала суда уже понял, что новая улика против Дрейфуса, открытая Кюинье, тоже подделка. Оказалось, что экземпляр секретного курса, читавшегося в 1890–1892 гг., изъятый у Дрейфуса, содержал все листы в целости, тогда как в бумагах секретаря германского посольства находились страницы, вырванные из курса, который читался в 1892–1894 гг. Однако Роллен уклонился от того, чтобы сообщить об этом факте военному суду…

Дрейфуса защищали два адвоката, оба великолепные ораторы, Деманже и Лабори, выступавший и на процессе Золя. Деманже пытался вести дело так, будто речь шла об обыкновенном уголовном процессе. Точным анализом несостоятельности улик он надеялся добиться понимания его позиции со стороны членов военного трибунала (как будто перед ним находились беспристрастные судьи!) и оправдательного приговора. Лабори своим великолепным ведением судебного следствия вызывал яростную ненависть клерикалов и военщины. В него даже стреляли, ранили, и он из-за этого десять дней не мог принимать участия в заседаниях. Суд ему всячески ставил палки в колеса. «Я констатирую, — говорил с горечью Лабори, — что меня лишают слова всякий раз, как только я увлекаю противника на почву, на которой он бессилен оказывать мне сопротивление»[452].

Генерал Мерсье накануне процесса бросил наглый вызов: «В этом деле, несомненно, кто-то является виновным, и этот кто-то либо он, либо я. Если не я, значит, Дрейфус». Но адвокаты в Ренне по существу не приняли генеральского вызова. Деманже даже заявил, что нет нужды представлять, будто речь идет о выборе между Мерсье и Дрейфусом[453]. Лабори тоже был готов считать осуждение Дрейфуса результатом ошибки. Иначе надо было обвинять в циничном подлоге весь цвет французского генералитета. А сколько раз Лабори пропускал случаи выявить роль «свидетеля обвинения» Мерсье как главного преступника, хотя свое отступление адвокат скрывал под фейерверком острых, как бритва, замечаний и остроумных полемических выпадов. Получалось, что блестящие адвокаты Дрейфуса объективно неплохо защищали, выводили из-под огня и действительных преступников, организаторов судебного фарса 1894 г.

Судьи в частных разговорах разъясняли, что, хотя официальный обвинительный материал и не содержит доказательств измены Дрейфуса, имеются другие данные, создающие уверенность в его виновности[454]. Военный трибунал (большинством в пять голосов против двух) объявил Дрейфуса виновным, но со смягчающими вину обстоятельствами и приговорил к десяти годам тюрьмы. Такое решение куда более устраивало правительство Вальдека-Руссо, чем реабилитация, которая могла выдвинуть на первый план неприятный вопрос об ответственности генералов. Военный министр Галиффе явно решил защищать Мерсье, а это привело бы к новому министерскому кризису[455]. Правительство уверяло лидеров дрейфу-саров, что можно рассчитывать на оправдательный приговор, и тем самым побудило их более или менее пассивно ждать исхода процесса[456].

Еще в феврале 1899 г., за несколько месяцев до вторичного разбора «дела Дрейфуса», скоропостижно умер президент Фор. Его нашли мертвым в объятиях особы не очень строгих нравов. Как сообщал русский посол Урусов в Петербург, утром Фор вел заседание Совета министров, а вечером около 10 часов скончался «на руках у очаровательной мадам Стэнлейн». (В день его похорон главарь «Лиги патриотов» Дерул ед сделал неудачную попытку произвести государственный переворот.) Шовинисты кричали на всех перекрестках,