— Не может быть... а, дьявол!..

Ханс стоял и смотрел, что будет дальше.

Его собеседник рванулся вперед, дернул жену за руку, швырнул на траву, нагнулся и закатил ей звонкую пощечину. Потом резко повернулся к врачу и врезал ему свинг справа прямо в нос.

Шум поднялся невообразимый.

И вскоре все разошлись.

По дороге домой, в такси, обсуждали происшествие.

Только Майя явно не желала говорить на эту тему.

Когда они встретились, ему было двадцать два года. Ей тридцать четыре. Она была женой одного из преподавателей Высшего технического училища в Гётеборге, где он тогда учился. Они влюбились друг в друга.

Через год они поженились. После того как она развелась с мужем. Все училище было взбудоражено этим событием. Его родители были в ярости. А ее муж поклялся убить его... Да, есть что вспомнить.

Одиннадцать лет назад...

Ханс вздохнул в темноте спальни.

Ему не спалось. Тиканье будильника, что ли, не давало ему уснуть. Он вспотел. Простыня липла к телу, липли пижамные брюки. В комнате было жарко. Ни капли кислорода. Воздух спертый, душный.

Тиканье как будто усиливалось. Казалось, будильник тикает все громче и громче. Ханса подмывало схватить его и швырнуть в стенку.

Он слышал сонное дыхание Майи.

Удивительно, как много звуков слышит человек, когда вокруг тихо. Тиканье часов... Дыхание Майи... Капанье воды из кухонного крана, шипение в водопроводных трубах, птицы, машины и еще какой-то непередаваемый звук — шум самой ночи... А может, именно так звучит тишина?..

Он повернулся на бок, уставившись в пустоту.

В столовой послышался шорох — упал лист комнатного растения.

Он зевнул.

Майя заворочалась во сне. Зашуршала простыня, зашелестели ее волосы на подушке, скрипнула кровать, и Майя жалобно всхлипнула.

Всхлипнула?

Что это она?

Он повернулся к ней.

Ты плачешь?

Майя снова всхлипнула.

Он потормошил ее за плечо.

Она вскрикнула и проснулась.

— В чем дело?

Он сел на кровати, зажег ночник и посмотрел на жену. Она отвернулась, заморгала, заслонила лицо руками.

— Лампа... свет...

Он опустил лампу.

— Почему ты плачешь?

— Мне что-то приснилось...

Она потрясла головой, попробовала улыбнуться. Но слезы текли ручьем. Майя села и спрятала лицо в ладонях.

— Не смотри на меня так, — всхлипывала она.

— Может, тебе нехорошо? Может, ты что-нибудь съела... Или это мигрень.

— Погаси лампу, — тихо попросила она. — И... обними меня...

Он медлил. Тогда она подняла мокрое лицо и умоляюще посмотрела на него.

— Погаси.

Поколебавшись, он протянул руку и выключил свет.

— Обними меня, — попросила она.

Ханс перебрался на ее кровать.

Она приникла к нему и спрятала лицо у него на груди.

Он было поднял руку, потом опустил и погладил ее по волосам.

— Почему ты плакала?

— Мне приснился сон. Такой странный... Когда-то ужасно давно я видела один фильм. Мне тогда было лет тринадцать-четырнадцать... Фильм был датский, и речь в нем шла о нашей старине. После этого ночью я видела сон... Кошмарный сон.... скелеты, черепа, трупы, кости... все, что было в кино. Тогда я впервые видела смерть. До того я никогда не задумывалась о смерти. Я понимаю, это звучит глупо... Мне было уже четырнадцать, может, пятнадцать, но такая уж я была. Во всяком случае, я отчаянно рыдала в ту ночь и заснула только в постели у матери. Помню, я требовала, чтобы она обещала мне, что ни я, ни она, ни папа, ни мои сестры никогда не состарятся и не умрут. С ними такого не должно было случиться. С другими — пожалуйста.

— Но при чем тут твой давний сон?

— Мне приснилось, что я стала такая старая, тощая, как скелет... а волосы совсем седые. Или совсем белые... не помню точно. Мы с тобой танцевали... Ты был молодой и красивый, и я слышала шепот: «Смотрите, какая она старая, одной ногой в могиле, а он такой молодой...»

— Глупее ты не могла придумать, — жестко сказал он. — Ты уверена, что вполне здорова?

— Неужели ты ничего не понял?

— А что, ты боишься старости?

— На днях я встретила в магазине Эву. Она спросила, как поживает моя молодежь. «Какая молодежь? — спросила я. — У нас один сын, Енс». Она засмеялась. «Конечно, — говорит, — но Ханс такой молодой, что его вполне можно принять за твоего сына...»

— Черт меня побери, но глупее я в жизни ничего не слыхал. Не так уж я молод.

Он нахмурился.

— У тебя... — Она прикусила язык.

— Что «у тебя»?

Майя испуганно молчала...

Он посмотрел на нее.

Она опустила глаза, уставилась на простыню, пальцы нервно теребили уголок. Она будто собиралась с духом. И наконец спросила:

— У тебя не бывает желания... побыть с какой-то другой... более молодой женщиной? Моложе меня?

— Почему ты об этом спрашиваешь? — тихо спросил он.

— Было такое?

— Нет...

— Я тебе не верю.

— Думаешь, я вру?

— Я не знаю, что мне думать.

— Думаешь, я вру?

— Да...

— Ну и думай, что хочешь! — Он оттолкнул ее и спустил ноги на пол. — Что с тобой творится? Может, у тебя климактерический психоз?

— Спасибо.

Ханс обернулся и посмотрел на нее.

— Ну ладно, старушка... так что с тобой такое?

Она довольно долго молчала, потом вздохнула.

— Не знаю.

— Может, все-таки поспим? Или ты не можешь спать?

Он взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза.

— Ты не хочешь говорить на эту тему? — спросила она, глядя в сторону.

— Ты так изменилась в последнее время. В последние две недели... Просто сама не своя... Что-нибудь случилось?

— Эва намекнула мне, что тебя видят с одной молодой женщиной.

— Ну и что, черт возьми? Это, наверно, одна из секретарш. Где нас видели?

— Не имеет значения.

— Ну