Шрифт:
Закладка:
А потом отвечать стала.
Какой он…
Золото теплое. Золото металл и тепло не хранит, а это все-таки теплое. И пальцы скользят по знакомым в каждом извиве узорам.
— Здравствуй… — шепот оглушает. — Я пришел.
И дверь отворяется совершенно беззвучно.
Когда он впервые дозвался? И сам не понял. Он сидел… кажется, в библиотеке. Место, некогда предсталявшееся ему скучным, вдруг стало родным. Тишина. Пустота. Горы полок и вереницы книг, за которыми можно спрятаться и от мира, и от собственных мыслей.
Тарелка.
Свеча. Старое зеркало в углу. Точно. Оно стояло в углу, прикрытое тряпкой. И давно стояло… очень давно. Похоже, Ричард проклят находить забытые вещи. Он и не сразу заметил это вот зеркало, только когда тьма позвала.
Она, обжившая библиотеку, приняла Ричарда.
И признала.
Она позволяла играть с собой. И он даже вылепил из тьмы друга, тот получился почти таким же, как Каллен, но молчаливым и покорным. Это внезапно разозлило, потому что так — не по-настоящему. И Ричард потребовал, чтобы она ответила.
Сама.
И она ответила. Та, что была по другую сторону зеркала.
— Здравствуй, — повторил он чуть громче. — Я пришел. Я ведь… обещал.
За дверью… он видел этот зал. Правда, лишь малую часть, но хватит, чтобы узнать. Колючие стволы шиповника, толстые, с его, Ричарда, руку. Они переплелись, намертво сцепившись шипами. И меж них белыми флагами виднелись цветы.
— Я… вспомнил.
Шепот.
Будто кто-то зовет. И страх, что вполз в библиотеку. Холод по спине. И желание бежать, но не получилось. Он и шагу сделать не смог. Он застыл перед тьмой, глядя в нее, а та смотрела на Ричарда.
Долго так.
А потом расползлась пятном по зеркалу.
Белый мрамор он тоже помнит. И стоило коснуться, как ветви расступились, пропуская.
Узор.
— Я… не все, но вспомнил…
…мальчик…
Она сказала это. И Ричард обиделся. Он считал себя взрослым. Ну да, какой ребенок не считает себя взрослым? И умным? И…
— Ты не была похожа на тех демонов, которых рисовали в книге, — голос его вязнет в пустоте. И становится страшно, что на самом деле ничего-то этого не было. Что ему привиделось.
Тогда.
Или вот сейчас придумалось. Всего-навсего больная фантазия. Ведь с головой-то неладно. Давно неладно. Чего уж теперь.
— Ты спросила, я ли тебя позвал. А я… я не сумел сказать ни слова. Кивнул только.
— И я подумала, что могу тебя убить, — её голос ничуть не изменился за годы.
— Ты где?
Этого шиповника много. Он разросся, порой взрезав мрамор и гранит, опутал статуи и, опираясь на колонны, добрался до потолка, чтобы свесится с него сизыми плетями.
Смешок.
И горький такой.
— Ты меня не убила.
— Нет. Я подумала, что скучно… ты бы знал, до чего скучно сидеть тысячу лет на одном месте. А ты был забавным.
— И ты мне помогала… учиться. У меня никак не получалось понять, чем же одни демоны отличаются от других.
— Просто в твоей книге половины не хватало.
Голос раздается словно со всех сторон разом. Это иллюзия. В зале хорошая акустика, удивительная даже. И поэтому голос её звенит. Тогда он и очаровал тем, что показался похожим на колокольчики.
— И другие не лучше.
— Какие уж уцелели. А что нет, то пришлось писать по памяти, — Ричард остановился перед выбитой в камне линией. Неглубокая, в полпальца.
Непреодолимая.
— И ты стала учить меня. Отец… радовался. Он не видел зеркала. Почему?
— Потому что ты этого не хотел.
И она осталась прежней. Прекрасная и ужасная. Или наоборот? Тот же страх, тот же холод по спине. И колени привычно немеют.
— Я?
— Ты, мальчик.
— Я уже не мальчик. Я… вырос.
— И потерялся.
— Я не специально.
Они ведь говорили. О демонах. И о том, как их вызывают. Для чего… для кого. О заклинаниях. О тьме, которая на самом деле живая. О его, Ричарда, страхах… о том, что он снова разочаровал отца. Он старался, но все равно разочаровывал.
Был недостаточно сильным.
И не таким уж ловким.
Он быстро уставал. И плохо ладил с оружием. И отец нет, не ругал. Хмурился. Все повторял, что Ричард должен быть серьезнее. Что ему нужно больше стараться. Что… а Ричард старался. Честно. И тренировался. Сам. Только почему-то, когда он был один, все получалось, а стоило появиться отцу, и клинок сам падал из рук.
Да и с памятью не лучше. Все, что он знал, вдруг забывалось, как только отец задавал вопрос. И от разочарования в его глазах становилось невыносимо больно.
— Ты такая же красивая, — сказал он, остановившись у границы. — Помнишь… помнишь, ты рассказывала мне о ловушке, в которую тебя поймали?
У этой демоницы глаза были цвета тьмы.
Бездонной.
Живой.
— И я обещал, что когда вырасту, приду и помогу. Спасу.
— Спасать демонов — глупая идея, мальчик.
— Наверное.
Шиповник рос по ту сторону круга.
Улыбка у нее была печальной. И казалось, что еще немного и демон заплачет. Но это тоже ложь. Демоны не способны плакать.
Коварные, хитрые твари…
— Но я все-таки пришел.
— Не по своей воле.
— Я… забыл. Прости. Не специально. Так получилось… мою память забрали.
Оправдание было жалким.
— Я знаю, мальчик.
— Я уже… хотя, если подумать, какая разница.
Круг выбит прямо в камне.
— Что это?
Он большой, больше того, что есть в Замке. Под сотню шагов будет. И сделан… Ричард провел по черте пальцем. Так и есть — не высечен, но выплавлен в камне. Страшно подумать, какой силой обладал тот, кто нанес его.
И не только круг весь. Есть еще цепочки рун протянулись по границе, скрепляя линии звезды.
— Круг призыва, — демоница сидела в центре. — Ты его уже рисовал.
Да.
Там. На бумаге. Листы из старого альбома. От предков осталось множество альбомов. И отец настоятельно рекомендовал относиться к ним с уважением. Но сам не открывал ни разу. И альбомы покрылись пылью. Ричард и выбирал самые пыльные.
— Мы вместе, — он улыбнулся. — Ты показывала, я перерисовывал… я искал в книгах такой же, чтобы понять, как его раскрыть.
Демоны… демоны коварны.
Демоны способны опутать душу и разум, лишить воли, оставив одно лишь желание — подчиниться. Но дело не в подчинении.
— Знаешь, — Ричард двигался по кругу, и тяжелые стебли шиповника уползали с его пути, раскрывая другой, куда более сложный узор, частью которого и являлся круг. — Я, кажется, совершенно
