и городские ворота, у которых сидел сборщик податей Матфей, оставивший все, списки и мешок с медяками, и ушедший за Христом. Может быть, здесь ходила по улице блудница из Магдалы, с розой в руке, и улыбалась богатому юноше, сыну начальника синагоги?

Евангелист так хорошо знает здешние места, что, дожно быть, сам был родом из Капернаума. В городке по преданию был дом Петра. Христос провел здесь несколько лет. Из евангельских намеков возникает весь город, полный жизни, женского плача, криков торговцев, стука посуды, запахов и бульканья вина из сосудов. А вокруг — горы заповедей блаженства, пяти хлебов, вверженных в море свиней.

Богатые францисканцы построили в Капернауме внушительный монастырь. В монастырском саду находятся развалины синагоги (II в. по Р.Х.). Францисканские археологи восстановили четыре колонны, привели в порядок камни. Обломки архитравов в пышной орнаментике упадочной эпохи: плоды гранат, листья аканфов, меандры, цветы и символ манны небесной — сосуд, в котором виноградные грозди. Пахучие эвкалипты склоняются над руиной. А, может быть, это та самая синагога?

Автобус покидает Тивериаду в полдень. Рядом сидит старая арабка. В ногах у нее плетеная корзина с рыбой, пойманной в Галилейском море. Я смотрю с волнением на эти рыбы. Ведь они потомки тех рыб, которых ловил сетями Симон и его брат Андрей.

О Палестинском пейзаже

Есть у палестинского пейзажа некая конгениальность с тем, что и как писали синоптики и Иоанн о событиях, имевших место на этих холмах и на этих маленьких долинах, или на берегу Галилейского моря. Та же классическая простота стиля, тишина, прозрачность, как прозрачен прелестный пейзаж, как тихо здесь в поле, где пасутся стада овец.

Существует целая наука, которая изучает Евангелие не только с богословской точки зрения, но и как всякий литературный памятник, пытается выяснить его источники, восстановить тексты, определить авторство евангелистов. Не вдаваясь во все тонкости какой-нибудь «тюбингенской» школы, можно сказать, что Евангелие, или те записи, которые послужили источником для него, и так называемые «логии», — записанные слова Христа, появились приблизительно в эпоху разрушения Иерусалима, т.е. около 70 года. В это время уже уходили в могилу свидетели земной жизни Учителя, и являлась насущная потребность запечатлеть учение маленькой церкви для последующих поколений и для других маленьких церквей, где-нибудь в Сирии или Каппадокии.

Возможно, что первые записи были сделаны на арамейском языке, который во времена Христа являлся в Палестине разговорным. Их написал какой-нибудь назорей. Существовало Евангелие, которое так и называлось — «евангелие для назореев». Может быть, автор его тот самый капернаумский сборщик податей Матфей, привыкший вести счетоводные книги, один из немногих грамотных людей в общине рыбаков и пастухов. Первое евангелие написано было где-то здесь, среди этих холмов и мирных долин, и на его стиле отразилась галилейская тишина.

Нетрудно представить себе обстановку, в которой совершались евангельские события. То же самое бледно-голубое и высокое небо. Тот же климат. Знойный полдень и прохладные зимние ночи. Та же конфигурация местности. Те же евангельские флора и фауна. Вы найдете здесь все, что скупо рассеяно на страницах Евангелия. Верблюдов, ослов, агнцев, тельцов, птиц небесных. Глиняные водоносы, круглые, обложенные полевыми камнями колодцы, наподобие тех, из которых пил в жаркий день Иаков, его дети и его скот. Арабские шалаши на дынном огороде и стада овец, спустившихся с гор на водопой к Галилейскому морю. Флора? Живописную смоковницу, оливы, и перечное дерево, которое в Евангелии названо горчишным, хотя едва ли существовала тогда такая приправа — горчица. На каждом шагу растут здесь пахучие травы, анис, мята и тмин, и цветут весной в долине Сарона полевые лилии. Еще пшеница и ячмень и те плевелы, волчцы, о которых говорится в притче о сеятеле, или сожженный солнцем репейник. А главное, эти радостные и печальные в одно и то же время холмы, не то розовые, не то голубые, на которых евангельский поэт мог написать о равнодушии людей:

— Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не плакали...

Только равнодушное ко всему сердце не умилится при виде этих холмов.

Что надо прибавить к пейзажам среди которых жил Христос, его братья и сестры, его капернаумские приятели, галилейские рыбаки, разговорчивая самарянка, начальник синагоги Иаир, сборщик податей Матфей? Надо прибавить время, разделенное на стражи, звон дидрахм и статиров, ручные жернова, маслобойни и житницы, виноградные точила и синагоги, могильные камни с изображением семисвечника, портики и коринфские капители в портовых городах.

С горы Фавор открывается широкий вид на весь прелестный евангельский мир, на всю Израильскую долину, на колонии и арабские деревни, на стада овец и коз, на холмы Самарии. На этой горе понимаешь, почему апостолы в душевном волнении хотели поставить три «кущи», три шатра, вроде тех, должно быть, в которых живут теперь бедуины, и жить на прекрасной высоте, в хрустальном воздухе, любуясь утренней и радостной галилейской землей.

Но ничто так не умиляет, как Кана Галилейская. Арабское селение лежит на изумительной дороге из Тивериады в Назарет, все в гранатовых садах, окруженное со всех сторон холмами. Да, та самая Кана.

— На третий день был брак в Кане Галилейской.

В греческой часовне показывают сосуды, в которых вода претворилась в вино. По некоторым случайным обстоятельствам взглянуть на них не пришлось. Тем лучше. Пусть они останутся навсегда глиняными кувшинами с детских картинок, сосудами, которым ровно две тысячи лет. Но спасибо, что удалось посмотреть на гранатовые сады, на эти плоды на непривычных деревьях, а не в лавке парижского фруктовщика. Именно среди таких гранатовых яблонь, от которых как-то особенно чувствуется сила солнца, и должна была происходить веселая деревенская свадьба, на которой слишком усердно пили гости и поэтому не хватило вина. Кого выдавали замуж? Какую-нибудь бедную галилейскую девушку, может быть, родственницу Христа. Едва ли пригласил бы на свадьбу семью назаретского плотника местный богатей, владелец виноградников, верблюдов и ячменных полей.

Но вот и Назарет. Необыкновенный город среди холмов, с черными свечами кипарисов, с зеленью смоковниц. Широко раскинувшийся белыми домами город Благовещенья, в который прилетали с небес ангелы, в котором стучал топор в мастерской плотника Иосифа, и Дева Мария варила к обеду бобы с чесноком, стирала хламиду или носила в кувшине воду из соседнего колодца. Такой город, что дух захватывает от его красоты, а по существу самый обыкновенный восточный городок. Говорят, нигде нет таких лжесвидетелей и врунов, как в Назарете. Знакомые адвокаты рассказывали, что судебные заседания