– Вы что-нибудь нашли в общежитии?

– Нет, не успел до него доехать. Я двигался по объездной и находился к северу от лесопилки, когда услышал совсем рядом страшный грохот. Развернулся и вскоре оказался на месте аварии – там, где машина с Хайном и Лимой врезалась в дерево. Впрочем, сейчас все это уже не имеет значения. Думаю, сейчас вам важнее вот это.

Трэвис протянул Ребекке свой мобильный и взглядом постарался ее подбодрить.

– Я написал сообщение своей бывшей напарнице, о которой вам говорил, и попросил узнать для меня несколько телефонных номеров.

Ребекка взяла телефон. На экране было сообщение от женщины, которую Трэвис занес в контакты как «Эми». И в нем два номера мобильных телефонов.

Один Гарета. Другой Ноэллы.

– Бьюсь об заклад, двум маленьким девочкам нужно как можно скорее услышать новости об их маме, – проговорил Трэвис.

У Ребекки задрожали руки, когда она нажала на номер Гарета.

Телефон начал звонить, и она посмотрела на время. Еще не было четырех часов, и Гарет вряд ли дома. Девочки наверняка еще в детском саду или с няней, если Гарет для них ее нанял. А вдруг он решил начать жизнь сначала и куда-то переехал? Например, к той женщине, с которой у него был роман? Может быть, она уже сумела заменить девочкам их мать?

– Алло, я слушаю! – раздалось в трубке.

66

Время для Ребекки остановилось.

– Алло! – снова произнес голос в трубке.

– Гарет?

Долгая, мучительная пауза.

– Бек! Бек, это ты?

– Да, – ответила Ребекка. Она не понимала, что чувствует, не знала, что говорить. Телефон звонил так долго, что казалось, никто не ответит.

Но Гарет ответил, и теперь она не знала, что сказать.

– Бек? Это ты? Ты меня слышишь?

– Конечно. Я здесь.

– Где ты была, черт возьми?! – голос Гарета дрожал, в нем слышалось не только облегчение, но и гнев. – Мы думали, что тебя нет в живых. Ты не звонила, никак не давала о себе знать…

– Меня пытались убить.

– Что?!

– Меня пытались убить, – хрипло повторила она, пытаясь сдержать рвавшиеся из глаз нахлынувшие слезы. – Мы с Джонни прибыли на этот проклятый остров, и за нами начали охоту. Я до сих пор не знаю, что с Джоном, и я осталась на острове совсем одна. Я не могла вернуться домой.

Она замолчала, вытирая слезы.

– Бек?!

– Я провела здесь одна все пять месяцев.

– На острове?!

– Да, у берегов Монтаука.

– Черт возьми, Бек. С тобой все в порядке? – Гарет явно понял, какой это глупый вопрос, сразу после того, как его задал. – То есть ты не ранена? Мне звонить в службу спасения?

– Со мной все в порядке. Здесь полиция.

Она взглянула на Трэвиса. Они проехали около мили по берегу в направлении Хелены, где причал вдавался в океан. Это была ближайшая к маяку точка, до которой могли добраться полицейские катера так, чтобы не сесть на мель при выгрузке автомобилей с оборудованием. Трэвис оставил Ребекку в арендованном автомобиле и спустился вниз к самой воде, чтобы встретиться с полицейскими.

– Черт возьми, – снова сказал Гарет. – Бек, я… У меня даже слов нет. Поверить не могу…

– Не переживай, – проговорила она.

– Мне к тебе приехать? Тебя нужно откуда-то забрать?

– Нет, все нормально. Ничего не нужно. Я скоро буду дома. – Она опять заплакала, потому что все пять месяцев борьбы за жизнь не позволяла себе поверить в это. – Позвонила на всякий случай, хотя и не знала, вдруг ты на работе, – пробормотала она, и всхлипнула от нормальности и обыденности этой фразы на фоне всего того, что с ней случилось.

– Все хорошо, Бек. Я перешел в другую фирму и теперь по полдня работаю из дома. Надо было что-то придумать после того, как ты… исчезла… – Он пока не понимал, как облечь в слова то, что она ему только что рассказала. – Ну, то есть с ноября прошлого года. По утрам отвожу девочек в детский сад, а потом они здесь со мной. Мой босс и коллеги уже хорошо знают их голоса, потому что часто слышат их во время наших рабочих созвонов. Пока претензий у них нет, – по голосу Гарета можно было понять, что теперь он улыбался. – В общем, я справляюсь, и довольно неплохо, – добавил он и замолчал, словно понял, насколько бесчувственно это могло прозвучать.

Ребекка подумала об электронном письме, которое Гарет отправил Стелзику, о том, что так и не вычеркнула своего бывшего мужа из списка подозреваемых, о вопросах, на которые она жаждала получить ответы, но все это отошло на второй план:

– Могу я поговорить с девочками? – проговорила она.

– Да, – ответил Гарет. – Да, конечно.

– Они рядом с тобой?

– Да, они здесь.

Но теперь в голосе Гарета прозвучала нерешительность.

– Да, – снова сказал он. – Одну секунду.

Она услышала, как он положил трубку и прокричал: «Кира! Кира, иди сюда, малышка!» А потом она услышала слабый отзвук шагов, скрип старых ступенек под ногами Гарета, поднимавшегося на второй этаж, и после этого наступила тишина.

И в этой тишине она кое-что поняла.

«Он сказал им, что я умерла!»– с пугающей ясностью пронеслось у нее в голове.

Вот почему он оставил мобильный телефон внизу вместо того, чтобы взять его с собой наверх. Вот откуда взялась нерешительность в его голосе. В конце концов, его можно было понять. Месяца через два-три, не имея никаких вестей от нее или Джонни, никаких указаний на то, куда они исчезли и почему не вернулись домой, Гарет понял, что должен сказать Кире – потому что Хлоя была еще слишком мала – правду или одну из возможных версий этой самой правды. Он должен был объяснить ей, почему ее мама не живет с ними, почему она не кормит их завтраком утром и почему не укладывает их в постель вечером.

И тогда он сказал им, что она умерла.

– Алло?

Голос Киры появился из ниоткуда.

– Кира?

Молчание.

– Кира, это ты, детка?

В ответ гробовая тишина.

– Кира?! Кира?!

«Почему она не ответила? – пронеслось в голове Ребекки. – Она не отвечает, потому что не понимает, кто я. Я для нее чужая. Она не помнит мой голос».

– Кира, малышка, все в порядке, это я – твоя мама.

Еще более долгое и пугающее молчание.

– Кира, – всхлипнул Ребекка, – ты ведь помнишь маму?

В трубке не было слышно ни звука, ни даже дыхания дочери, и на этот раз Ребекка сломалась. Она скорчилась с трубкой в руке и залилась всеми невыплаканными до этого слезами. Ее плач был неистов, как зимние штормы, бушевавшие над островом, горек, как жестокость ее одиночества, мучителен, как каждый порез, каждый синяк и каждое растяжение мышцы или связки, которые она претерпела за все эти дни. Трэвис вернулся с пристани и смотрел на нее, но ничем не мог ей помочь.

Никто ничем не мог ей помочь…

– Боженька послал тебя обратно? – раздался в трубке голос дочери.

Сердце Ребекки