также просили меня заступиться за их зятя, подъесаула Попова. Попов служил в 6-й Донской батарее Гвардейской конно-артиллерийской бригады; батареей командовал его свойственник (одноутробный брат его жены), полковник Чеботарев, с которым его отношения были натянуты по семейно-имущественным причинам. Чеботарев дал Попову аттестацию довольно строгую, но настолько мотивированную, что командир бригады, генерал Орановский, счел нужным заявить о неполном служебном соответствии Попова, что, согласно закону, лишило его права на производство на открывшуюся вакансию. Рыковские просили меня помочь в этом деле; я мог лишь обратиться к Газенкампфу с просьбой посмотреть, не было ли тут совершено несправедливости на почве личных отношений свойственников? Газенкампф, познакомившись с делом, признал, что в аттестации, данной Чеботаревым, достоинства и недостатки Попова были изложены в столь беспристрастном тоне, что он и не подозревал о существовании между ними натянутых личных отношений. Ближайшее начальство о них знало[226] и все же утвердило аттестацию, сделав вытекающий из нее вывод. Таким образом, все было в порядке, и Попов лишь имел право просить о производстве расследования для доказательства неправильности аттестации, но он этого не сделал, а подчинился судьбе и остался в батарее.

В начале этого года у меня была переписка с очень дальним родственником, инженером Heinrich Karl Roediger в Штутгарде, интересовавшимся судьбами русской ветви нашей семьи. По его словам, нашим общим родоначальником был Петр Редигер (1640–1698); я произошел от его пятого сына, Иоанна-Георгия (1674–1745), он – от восьмого, Иоанна (1681–1768), а ветвь во Франкфурте – от девятого, Иоанна-Мартина (1683–1735). По его просьбе я ему сообщил возможно полные сведения о моем деде и его потомках и о возведении нас в дворянское достоинство и послал ему акварельную копию нашего герба.

Перед закрытием сессии Совета членам его было предложено совершить две экскурсии в Кронштадт для ознакомления с находящимися там учреждениями флота и с крепостью; я принял участие в общих поездках 1 и 7 июня. Ходили мы оба раза на яхте морского министра «Нева», причем каждая поездка продолжалась по 9–10 часов. При стоявшей тогда жаркой погоде эти поездки были очень приятны. Они были также весьма интересны. В первую поездку мы осмотрели некоторые портовые учреждения, а во вторую – мы были на форте «Константин» и на новых батареях на рифе и в Инониеми; последняя (а также батареи за Ораниенбаумом) была начата еще при мне для обстрела тех уширенных мест фарватера, где неприятельские суда могли циркулировать, обстреливая крепость. Инониеми, а также ближайшая стоянка для флота, Бьеркэ, лежали в пределах Финляндии, поэтому в это время возник проект присоединения этой части Выборгской губернии к России, но потом как-то заглох.

На дачу мы переехали 19 июня, а через неделю на соседнюю дачу переехал И.В. с женой. Мирбахи жили от нас верстах в трех. Дачи были небольшие и довольно примитивные, но жили мы в них очень уютно и дружно, много катались на лодке и удили рыбу. Вскоре, однако, выяснилось, что здоровье О.А. требует поездки на воды, а потому она и И.В. 30 июля покинули дачу и через несколько дней поехали через Берлин в Франценсбад. На их дачу переехали, в ближайшее наше соседство, Мирбахи.

Совершенно неожиданно я 14 августа получил от Столыпина уведомление, что на меня возложено особое поручение; сообщение гласило:

«Государь император, признав необходимым принять меры к наилучшей постановке строительного дела в морском ведомстве, в видах скорейшего воссоздания нашего боевого флота, высочайше повелеть соизволил: поручить членам Государственного Совета инженер-генералу Рербергу, генералу от инфантерии Редигеру и тайному советнику Дмитриеву обследовать в хозяйственном и административном отношениях деятельность Главного управления кораблестроения и снабжений, казенных морских заводов и портов, с тем, чтобы заключения их о наилучших способах достижения указанной цели были в возможно краткий срок повергнуты поименованными лицами непосредственно на благовоззрение его императорского величества».

Поручение это, весьма лестное, вместе с тем было весьма трудное: требовалось указать способы к улучшению громадного дела, с которым мы сами были вовсе незнакомы! Вместе с тем наше заключение требовалось в возможно кратчайший срок. Я уже упоминал о том, что Дума относилась к Морскому министерству совершенно отрицательно и сильно урезывала его смету; изменить отношение Думы к нуждам флота можно было, только пролив свет на деятельность Морского министерства и введя в нее нужные улучшения; только при этом условии можно было надеяться на получение кредитов на успешную постройку наших первых дредноутов, уже начатых постройкой в Петербурге, и на усиление нашего Черноморского флота, который оказался слабее турецкого вследствие покупки Турцией германских броненосцев. Для удовлетворения настояний Думы и чтобы дать ей уверенность в более целесообразном употреблении средств, даваемых на флот, Столыпин настоял на производстве нашего «обследования».

Я тотчас поехал в город переговорить с Рербергом. Дмитриев был на водах, поэтому первое наше деловое заседание состоялось только 2 сентября.

О личности Рерберга я уже говорил, во время «обследования» он почему-то все время был адвокатом Морского министерства и существовавших в нем порядков. Михаил Дмитриевич Дмитриев долго служил в Контроле, а затем в Министерстве финансов, где под конец был товарищем министра, отличный работник, знаток сметной части и очень почтенный человек; в противоположность Рербергу, он возмущался видимой бесхозяйственностью деятельности Морского министерства.

На первом же заседании мы установили рамки для нашего обследования. Мы решили, что не будем ревизовать собственно хозяйственные распоряжения и выяснять, были ли в них какие-либо злоупотребления, так как это нам не было вменено в обязанность, и такого рода ревизия потребовала бы массы рабочих рук и заняла бы несколько лет, а между тем наше заключение требовалось в кратчайший срок. Мы решили выяснить лишь причины, почему наши суда строились дольше и обходились дороже, чем где-либо, и почему вообще наши расходы на флот (без судостроения), при его слабом боевом составе, продолжали поглощать почти такие же средства, как в Германии с ее сильным флотом?

Из Морского министерства были затребованы разные дела и материалы; оттуда же мы получили разные сочинения по устройству судостроительных заводов и по морской тактике; особенно последние меня заинтересовали, так как я вообще не имел понятия о действии современных судов в бою, о роли, выпадающей при этом судам разных типов, ни даже об относительном значении артиллерии, мин и тарана в вооружении судов.

Для участия в этих занятиях комиссии[227] мне пришлось уже 15 сентября переехать в город, хотя на даче еще было хорошо.

По предложению Рерберга было решено, что мы ознакомимся личным осмотром с заводами морского ведомства[228], хотя я и считал, что при нашем полном незнакомстве с