и не воспользовался удобной минутой, пока они шли по залу спиной к двери. Теперь же Антон сидел к нему боком и, если бы кто-нибудь зашел в пиццерию, он машинально повернулся бы. И все же Ломов решил рискнуть, проскочить, не показав лица. Он боялся, что такая возможность больше не представится, и до самого отъезда рядом со Скоробогатовым будут ошиваться его знакомые. Кроме того, Ломов не был на сто процентов уверен в том, что Антон носит бриллианты с собой, а значит, ему нужно было поговорить с ним в уединенном месте, например, в кабинке туалета.

Ломов оказался у стеклянной двери в тот самый неблагоприятный момент, когда Скоробогатов поднялся со своего места и отправился к сортиру. Он едва успел отвернуться и прошел мимо, но у него осталось ощущение, что Антон его заметил. Возможность была упущена, план провалился, и ему оставалось только ждать.

Наблюдательный пункт Ломов выбрал не очень удачный. Входы в подъезды на Невском находились со стороны дворов, торчать в магазине было опасно – он обязательно привлек бы к себе внимание охраны и продавцов. Оставалась арка на другой стороне проспекта, но и там он чувствовал себя очень неуютно. Место было людное, мимо него все время ходили жители домов, и Ломов очень скоро пожалел, что раньше времени отпустил толстяка с «Волгой».

Не выпуская из поля зрения вход в пиццерию, Ломов воспользовался ожиданием и позвонил Синееву. Он поинтересовался, чем закончился обыск, и Синеев ответил:

– Ничего. Или он таскает их с собой, или сегодня отвез на вокзал в камеру хранения.

– Не отвозил, я целый день был с ним, – сказал Ломов. – Хозяйка что-нибудь интересного рассказала?

– Да, – ответил Синеев. – В восемь вечера наш друг встречается с каким-то иностранцем у гостиницы «Центральная». Она слышала, как он договаривался по телефону.

– Спроси у нее, знает она Владика и его знакомых?

– Я не могу спросить, – после небольшой паузы ответил Синеев. – Не у кого…

До Ломова не сразу дошел смысл сказанного. А когда он понял, то его охватила такая злость, что он едва сдержался, чтобы не швырнуть телефонную трубку в стену.

– Уроды! – прошипел он.

– Это Саня, – поторопился объяснить Синеев.

– Быстро он вошел во вкус. Ладно, потом поговорим. – Затем Ломов продиктовал адрес, куда Владик с Антоном отвозили фотографии, и сказал, чтобы Синеев взял машину и срочно отправлялся туда. – Только не торчи на виду, он тебя видел. А этому придурку скажи, чтобы подъезжал ко мне. Я на Невском проспекте, под аркой напротив пиццерии «Посейдон». Пусть едет прямо сейчас, времени нет, – закончил Ломов и дал отбой.

После звонка Ломов долго не мог успокоиться. Он не понимал, зачем заказчик нанял этих двух ленивых идиотов, которые, словно нарочно, мешали делу и обязательно провалили бы его, если бы не он – Ломов. Ему было ясно, что Федор Иванович взял первых попавшихся, которых ему порекомендовали в «Золотом рассвете» или в охранном бюро с непонятным названием «АНЕПОУ». При этом Ломов прекрасно знал, что в охранники идет лишь бы кто и чаще всего неудачники, но его смущала глупость помощников, и он с возмущением подумал: «Неужели профессионалов мало? Если я когда-нибудь засыплюсь, то только благодаря таким вот Саням и Серегам. В последний раз работаю в команде».

Чуть погодя к пиццерии подошли два милиционера. Они остановились у порога, о чем-то переговорили, а затем зашли внутрь. Появление стражей порядка не очень расстроили Ломова. Скоробогатов изменил внешность и узнать его на улице было невозможно, даже если постоянно иметь перед глазами его фотографию. Другое дело Антон. Он запросто мог испугаться и, как это часто бывает с неуравновешенными или неопытными бакланами, сам спровоцировать милицию проверить документы – шарахнуться, побежать, а то и достать пушку.

Прождав больше часа, Ломов серьезно заволновался. Собственно, нервничал он с самого начала – он не был в этом уверен, но его не оставляло чувство, что Скоробогатов успел через стеклянные двери разглядеть утреннего водителя «жигулей» с московскими номерами. Кроме того, два милиционера так и не вышли из пиццерии, и что там произошло и произошло ли вообще, Ломов не представлял. Ему почему-то казалось, что Скоробогатова с Владиком давно там нет. В этом случае ему срочно нужно было перебираться к «ауди», которую Антон собирался покупать, и ждать его поблизости от машины. Но Ломова останавливало то, что он не знал, где состоится окончательный расчет. Возможно, что владелец автомобиля должен был подогнать его сюда или в любое другое место, и, уехав, Ломов мог окончательно потерять след Скоробогатова. Правда, оставалась еще встреча у гостиницы «Центральная»…

Ближе к шести двери пиццерии стали распахиваться все чаще и чаще. Посетители пошли один за другим, а вскоре в подворотню вошел Мокроусов.

– Ты почему так долго? – стараясь не смотреть на помощника, с неприязнью проговорил Ломов.

– Следы убирал, я же всю квартиру обшмонал, а перчаток не взяли, – виновато ответил Мокроусов.

– Сейчас пойдешь в пиццерию, справа за третьим или четвертым столиком сидят они. Скоробогатов в светло-русом парике, волосы до плеч, с усами и в синей куртке. Смотри, не пялься на них. Подойдешь к стойке, выпьешь рюмку, покуришь и назад. Только рюмку, а не бутылку. Все ясно?

– Все, – ответил Мокроусов и спросил: – Давно они там сидят?

– Да. Но если их там нет… – Ломов даже поморщился от собственного предположения. – Они должны быть там. Но если что, сразу назад. Да, посмотри, туда два мента зашли и не выходят. Не нравится мне это. – Рассказывать о своей неудачной попытке пробраться в сортир, Ломов не стал. Он считал, что в глазах рядовых исполнителей действия старшего должны выглядеть безукоризненными и всякая ошибка лишь дезорганизует их.

Мокроусов пересек проспект, подошел к пиццерии, и в это время из ее дверей вышли два милиционера. Не останавливаясь, Мокроусов прошел мимо них и направился к стойке. По пути он оглядел весь правый ряд столиков, затем – левый, но ни Скоробогатова, ни Владика не было ни за одним из них. Он дошел до стойки, заказал рюмку водки и уселся на табурет. После этого Мокроусов еще раз