Потом стояла в проходе с двумя подружками. Они смотрели, как президиум расходится, и хихикали. Эти две девчонки были ей почти незнакомы, но она все равно подошла к ним на проходе и задержала — она уже засекла, что другого выхода из зала нет и он обязательно пройдет мимо них. Он шел в окружении парней и девчат — все ближе, ближе, а она так громко смеялась, что на нее оборачивались. Он уже совсем близко. Она еще громче заливается. Потом вдруг отскочила к креслам:

— Ах, простите. Проходите, пожалуйста. Мы весь проход загородили.

Он прошел, окатил ее холодной волной. Поднял глаза и посмотрел на нее выразительно. У нее мурашки по спине забегали.

А она:

— Ой, Катя, ты меня уморила, — а на него ноль внимания.

Он прошел — и обернулся. Походочка у него — закачаешься.

После собрания она пошла на телеграф и отстукала девушкам в Ангарск телеграмму — город замечательный, прилетайте скорее.

Бела и Мариночка поселились с ней в одной комнате. Лысый с ходу переключился на Белу, помог ей устроиться машинисткой в институт. Бела одна, ей трудно. Муж погиб в шахте во время обвала — работать надо и дочь воспитывать. Учиться она уже не пойдет, а ведь такая способная, стихи пишет.

Бела каждый день пристает к ней:

— Пойдем на учет станем. Неудобно тянуть.

— Еще успеем… — отвечала Тамара. Она узнала, что Алик улетел в командировку на рудник, и тянула с этим делом. Ей все было известно, 28 лет, холост, учится в Москве заочно в университете, сразу на двух факультетах: философии и журналистики…

Тамара работала на машиносчетной станции, и ее место за перфоратором было как раз у окна. И вдруг она видит в окно: он на своем мотоцикле по улице катит.

Она к Белке звонить.

— В обеденный перерыв на учет становиться пойдем. А то затянули неудобно.

— Я в обед к Маринке побегу. Пойдем после работы.

Еле досидела. Как звонок, сразу вскочила и бежать. За ней Верка увязалась, операторша, губы и ресницы крашеные, а ноги как спички.

— Мне в горком непременно надо. Подожди, — а сама заладила, как сорока: — Алик, Алик.

Если уж влюбилась, хоть веди себя прилично.

В горкоме Тамара зашагала прямо к кабинету Алика, чтобы Верка вперед не забежала: у нее ведь губы крашеные и ресницы.

Бела сзади кричит:

— Тамара, нам сюда, в сектор учета. К Люсе.

— А она здесь.

Люся и впрямь сидела у Алика, чуяло сердце. Еще две девчонки и парень. Опять с девчонками заседает. На это он мастер — с девчонками заседать. Подожди, ты у меня позаседаешь с девчонками, всех разгоню.

— Здравствуйте, — сказала она с порога, ни на кого особенно не глядя. — Люся, мы к тебе на учет вставать.

Люся встала:

— Алик, я пойду.

— Иди.

Тамара на него даже не поглядела, честное слово. И дверь захлопнула.

Пошли в Люсин сектор, Тамара села заполнять карточку, а у самой сердце стучит — спасенья нет. Люся ее спрашивает, а она ничего не слышит.

И тут входит он. Ворвался с таким видом в кабинет, будто самый большой начальник на свете.

— Люся, где дело Кривошеева? — это значит — он каким-то Кривошеевым интересуется.

У Люси даже глаза на лоб полезли:

— Какого Кривошеева?

— Кривошеее. С автобазы. Я тебе вчера дело передавал.

— Ты мне ничего не передавал.

Он молчит, а сам косяки бросает в Тамарину сторону. Она, разумеется, ничего этого не видит, в карточку уставилась.

— Ах, да, оно же у меня в столе лежит, — хлопнул себя по лбу и ушел.

Тамара карточку закончила, к автобиографии приступила. Пишет, а у самой пальцы дрожат.

Тут он опять входит:

— Люся, можно тебя на минуту? Ах, у тебя новенькие на учет встают?

Он только сейчас ее заметил — вот нахал!

А он:

— Девушки, закончите тут, зайдите ко мне. Разговор есть.

— Обязательно зайдем, — говорит Бела. — У нас тоже разговор есть.

Тамара ни слова.

Они быстро закруглились и пошли к нему в кабинет. Он сидит, бумагами обложился. С ним Верка крашеная и еще какая-то.

— Знакомьтесь, — говорит и сам протягивает руку. — Алик Виноградов. А Беле по-деловому: — Виноградов.

— Тамара Дорошенко, — говорит Тамара. Рука у него твердая, сухая. И ласковая.

— Мы уже знакомы, — говорит Верка с крашеной губой.

— Как вам город нравится? — это он так спрашивает.

— Город хороший, — отвечает она. — Просто замечательный. Только вот комсомольской работы не видно.

— Об этом я и хотел поговорить. Надо оживить. Давайте какой-нибудь диспут проведем. Ну хотя бы на тему «Что такое счастье?», — а сам смотрит на Тамару: я-то, мол, знаю, что это такое. — Так вот, девушки прошу вас. Подумайте и приходите завтра с предложениями. Обсудим вместе, как лучше провернуть это мероприятие.

Тамара в штыки:

— Надо не мероприятие проводить, а для души.

— Не придирайся. Я так сказал, — он ее уже на «ты» назвал.