Перехватив Джефов растерянный взгляд, Барни пояснил спокойно:

— Она умерла.

— Как?

— Как-как… Обычно, — издалека откликнулся Рон, продолжая укладывать в сумку последние мелочи. — Мы думали, спит человек — ну и не трогали. Потом хватились, а она уже холодная.

— Идиоты… Почему не предупредили сразу, не вызвали Элис?

— Толку? Она была уже мёртвая, Джеф. И что б тут сделала твоя Элис? Повелела бы ей воскреснуть, как Господь Лазарю?

— Могли заранее заметить, что с Мэри что-то не так!

— Не могли, — терпеливо ответил Барни. — Не было никакого «заранее». Просто вечером Мэри легла спать, а утром не проснулась. Старая она была и больная. Ну что тут сделаешь?

— Давно это случилось?

— Семь дней назад. Мы похоронили её возле тропы к лагуне…

Джеф молча сел на порог комнаты Мэри и уставился в пол. Вот и всё. Для чего он так спешил вернуться на Даффу? Что значила для него эта халупа, пропахшая чужими людьми? Кто была ему эта Мэри? Снова то, что казалось своим, надёжным и постоянным, рассыпалось в пыль прямо в руках. Но пока слишком трудно было в это поверить.

А жизнь текла мимо, будто ничего не случилось. Карл сунул Джефу в руку кружку с горячим чаем. Рон и Барни, говорили ему какие-то слова, хлопали по плечам… Вроде, прощались. Фрэнк заглянул в дверь, буркнул что-то. Джеф, не вникая, вяло кивнул в ответ. И не сразу заметил, когда вокруг сделалось очень тихо.

Джеф заново окинул взглядом своё жилище. Он ожидал увидеть разруху после спешных сборов, думал, что внутри придётся долго и нудно убираться, но кто-то уже позаботился о порядке вместо него. Пол был чист, блестящие от воды чашки расставлены по местам. Только это не радовало. Взявшись за дело сам, Джеф, возможно, злился бы на тех, кто оставил погром, но, подержав в руках каждую вещь, снова почувствовал бы себя дома. А теперь — всё казалось чужим, пустым и неважным.

Джеф встал, потянулся, вышел на улицу. Астерион по-прежнему зло припекал землю, но тени указывали на то, что полдень миновал, жара переломилась. Море бугрилось бирюзовыми волнами. Свежий ветер уносил к горизонту «Цаплю», раздувал её серебристые паруса. В лагуне по мелководью бродили ачи. Карл на костылях бодро ковылял по тропинке, и за спиной у него болталась свежая вязанка камыша. Всё было на месте в этом странном мире, всё шло своим чередом. Один Джеф был здесь никому не нужен. «Можно подумать, когда-то дела обстояли по-другому, — сказал он сам себе. — Ладно, пойду хоть, проверю, что эти умники наделали без меня в огороде».

Напрасно Джеф надеялся, что работа поможет ему отвлечься от дурных мыслей и вернуть жизнь в привычную колею. В первый день всё, за что бы он ни схватился, валилось из рук. И дело было вовсе не в том, что он горевал по Мэри. Нет, он, скорее, злился на неё и чувствовал себя несправедливо брошенным.

А Карл, похоже, совсем ему не сочувствовал, да и сам не слишком страдал от перемен. Лазить на чердак он больше не мог, но отлично устроился под новым навесом, свив себе на лавке подобие ачьего гнезда. Ходил на костылях Карл пока довольно медленно и вскоре уставал, а присесть для отдыха на камень или низкую лавку ему мешала больная нога. Чтобы не быть привязанным к дому, он собрал из обрезков сломанного контейнера что-то вроде высокой трёхногой табуретки и везде таскал её с собой, повесив на лямке за плечо.

Вечером, когда усталый и недовольный Джеф приплёлся домой, в кухне пахло теплом и ужином. Карл пёк на углях рыбу. Он сидел перед очагом на своей смешной табуретке с кочергой в руках и напевал:

— В нас веры нет. Мы дни в тревоге

Влачим свои и в суете:

Не ищем благодати в Боге,

Плутаем на пути к мечте.

Так гаснет истины в нас свет:

Коль веры нет, и счастья нет.

В нас веры нет, и нас смущает

Друзей коварство, злость врагов.

Когда удача изменяет,

Не знаем, где найти покров.

Господь — наш щит! Господь — наш свет!

Но слабы мы, в нас веры нет.

Джеф снял с полки чашку, та выскользнула у него из пальцев и вдребезги разбилась о край стола. Часть осколков упала в очаг. Джеф тихонько выругался, потянулся было достать их, но наступил на крупный осколок босой ногой. Карл только покачал головой и продолжил петь:

— Коль веры нет, нет и оплота.

Все беды мира нас гнетут:

Безрадостна нам жизнь в заботах,

Страшит могила, тяжек труд.

Нет утешенья нам средь бед:

Гордыня есть, а веры — нет…

— Перестань! — рявкнул на него Джеф и похромал к двери. Карл отложил кочергу, схватил костыли, подхватился следом.

— Джеф, постой, ради Бога. Ты куда?

— А это кого-то волнует?

— Ну конечно. Меня. Я же вижу, что тебе плохо, и рад бы помочь…

— Иди нафиг, без тебя тошно!

Джеф вылетел за порог и с грохотом захлопнул дверь перед самым носом Карла. Всё ещё кипя внутри от возмущения, он сделал несколько неловких шагов, но вынужден был остановиться. Перед ним на залитой лунным светом тропе стояла Эми.

— Привет, — сказала она и помахала раскрытой ладонью.

— Чего припёрлась? — нелюбезно спросил Джеф. — Для почты рановато, а снабжение моё, вроде, больше не забота Гондолина.

Эми удивлённо приподняла брови.

— Эй, Джеф, это я, Эми!

— Вижу. Цель визита?

— Ну… Так просто. Пролетала мимо и решила посмотреть, как у тебя дела.

— Паршиво, в том числе твоими стараниями. Убедилась? Всё,