– Лючия! Не смей говорить так с отцом! – Глаза мамы напоминали гранит. Но потом она повернулась к баббо и сказала: – Это все твоя вина, Джим. Таскать нас по всей Европе, так и не завести своего угла. Чего теперь еще ожидать?

– А что Джорджо? Он тоже едет?

– Он будет жить с миссис Флейшман, ведь они все равно что уже женаты. Нужны только мы, так ведь, Джим?

Я в изумлении посмотрела на баббо. Его глаза были закрыты, но адамово яблоко дергалось, а руки, унизанные перстнями, постоянно двигались, словно не могли успокоиться.

– Вы чего-то недоговариваете, – с подозрением протянула я. – Зачем мы должны ехать в Лондон? Это как-то связано с твоей новой книгой? – Я вспомнила слова Сэнди об отце и его «грязных» книгах и взглянула на него с нескрываемым отвращением.

– Нет-нет. Дело совершенно не в этом. – Он открыл свои молочного оттенка, налитые кровью глаза и бросил на маму умоляющий взгляд.

Мама прищелкнула языком и потерла ладонью лоб.

– Мы должны поехать в Лондон, чтобы пожениться. Вот. Я это сказала. Это связано с законом, и только.

Я застыла на месте, не в силах пошевелиться, пока мой мозг медленно впитывал ее слова. Что за бессмыслицу они оба несут? Может, они разом сошли с ума?

– Вы, кажется, не понимаете. – Я решила сделать еще одну попытку. – Мои ученики будут звонить сюда. Сюда! Я открываю школу танцев. Киттен и я разработали целую программу. Мы занимались этим весь последний месяц и потратили на визитные карточки все наши сбережения. Я не могу никуда ехать. И в любом случае вы уже женаты, так что не говорите глупостей.

– Мы женаты… не как следует, – резко возразила мама. – Я не знаю, почему ты молчишь, Джим, а все разговоры и объяснения достаются мне. – Она оглядела белое лицо баббо и покачала головой, с негодованием приподняв брови.

– Твоя мать и я должны пожениться. В Лондоне. – Баббо вынул из кармана сигарету, сжал ее губами, прикурил и глубоко затянулся.

Ничего не понимая, я посмотрела на левую руку мамы. На четвертом пальце тускло поблескивало золотое обручальное кольцо. Перед моим внутренним взором пронеслись все годовщины их свадьбы, которые мы праздновали. Каждое восьмое октября. Особенно ярко мне припомнился их двадцатипятилетний юбилей и роскошная вечеринка, которую устроила мисс Бич по этому поводу. Мама тогда купила мне платье горохово-зеленого оттенка, и я надела к нему довольно смелый фиолетовый тюрбан и накидку, одолженную у Киттен.

– Что это значит «женаты не как следует»? Зачем вам жениться еще раз? Почему мы должны уехать? Я ничего не понимаю. – Я скрестила руки на груди и недоуменно нахмурилась.

Баббо затянулся сигаретой и снова жалобно посмотрел на маму. Но она лишь покачала головой и плотнее сжала губы.

– Вы поженились восьмого октября тысяча девятьсот четвертого года. Всем это известно. И мы всегда отмечаем эту дату. Вы – мистер и миссис Джойс. И мама носит обручальное кольцо.

– Все не так просто, – выговорил баббо и замолчал. Цилиндрик пепла упал на его жилет с цветочным рисунком.

– Ох, да скажи ей уже прямо, Джим, или мы будем сидеть тут весь день. Просто скажи! – раздраженно воскликнула мама.

– Ты и Джорджо – незаконнорожденные. И нужно, чтобы вы стали нашими законными детьми, чтобы дети Джорджо и Хелен могли по праву носить фамилию Джойс. – Баббо устало затушил сигарету и наконец повернулся ко мне: – Восьмое октября – это день, когда мы с твоей матерью сбежали из Дублина.

Я смотрела в его бледное лицо, пытаясь осознать всю важность сказанного. Шок, ужас и нежелание верить – эти чувства вертелись, сталкивались и никак не желали укладываться в голове.

– Значит, я ублюдок? Это так? – Я закрыла лицо руками. Какое унижение, какой стыд, какая грязь! Я – никто, просто ублюдок. А они врали и врали. Все время врали. Врали годами.

– Мы обязаны пожениться в Лондоне, чтобы стать гражданами Британии и сделать вас законнорожденными. А чтобы получить британское подданство, мы должны сделать вид, что собираемся там остаться. Так что я снял квартиру в Лондоне на пять месяцев. После этого мы сможем вернуться обратно в Париж. – Баббо закурил еще одну сигарету. Когда он зажигал спичку, его пальцы дрожали.

– Стало быть, я не Лючия Джойс? – Я с яростью посмотрела на него. – Я Лючия Барнакл, не так ли? Обыкновенный ублюдок Барнакл!

Баббо закрыл глаза.

– Ты станешь Лючией Джойс, как только мы поженимся.

– И вы врали всем столько лет! Что же мы, к чертовой матери, праздновали, если мы – ублюдки? – Я уже кричала, и из моего рта вылетали капельки слюны. – И как насчет всего этого дерьма – дескать, сначала свадьба, а потом все пакости? Ср… ирландские обычаи!

– Боже милостивый! Успокойся, Лючия. Это не конец света. Мы просто ненадолго уедем в Лондон. – Мама встала и отодвинула стул. – Мне-то все равно придется хуже всех. Моя собственная мать не будет со мной разговаривать до конца своих дней. Что уж говорить об остальной моей ирландской родне.

– Что? – почти провизжала я. – Вы разрушили мою мечту! Я хотела основать свое дело с Киттен! Вы сказали мне, что я – ублюдок! Ничуть не лучше, чем нежеланное шлюхино отродье! Я узнала, что вы врали мне – каждому человеку на свете – всю мою жизнь! Вы лишаете меня единственного места, которое я считала домом! И ты говоришь, что это не конец света? Что тебе придется хуже? Может, для тебя это и не конец света, но для меня это чертов конец всего! Мой мир разрушен! – Я вытащила из кармана визитные карточки и швырнула их в нее. И оттолкнула свой стул с такой силой, что он полетел на пол. Я ударила его ногой и рванула мимо мамы, оттолкнув ее с дороги, так что она потеряла равновесие и чуть не упала.

На пороге я остановилась и посмотрела на баббо. С его лица совсем сбежала краска, и он выглядел совершенно больным. На секунду я замерла. Но тут же вспомнила, что все это – его вина, что он и мама разрушили мою жизнь.

– Не волнуйтесь за меня! – крикнула я, открыв дверь. —

Я всего лишь жалкий ублюдок!

Я захлопнула дверь со всей силой, на которую была способна, и побежала в свою спальню. Там я вынула из гардероба коробку с карточками, открыла окно и выбросила их.