Шрифт:
Закладка:
Судья Бенджамин Хилл.
Через 2 дня Лео Франк принял в своей тюремной камере журналистов, коим дал пространное интервью, опубликованное газетой «Atlanta Georgian» 27 февраля. В сравнении с тем, что и как Лео Франк говорил в суде, этот текст представляется верхом изящной словесности и адекватности. Трудно удержаться от того, чтобы не заподозрить связь этого текста с Люсиль Селиг, которая явно поработала с мужем над тем, чтобы тот предстал в глазах читателей по возможности обычным человеком.
Франк принял журналистов в своей камере, точные размеры которой указывались в тексте газетной публикации: длина 8 футов (2,4 м.), ширина 6 футов (1,8 м.), ширина дверного проёма 3 фута (0,9 м.), высота потолка 8 футов (2,4 метра). В этом тесном помещении, которое иначе как «пеналом» и не назвать, Лео Франк проводил всё своё время за исключением отведенного для прогулки и внутритюремную работу. За проведенные в этой камере 6 месяцев осужденный, по его словам, прибавил в весе около 15 фунтов (~6,8 кг), причиной тому стал малоподвижный образ жизни.
Слева: Лео Макс Франк во время слушаний по своему делу в Верховному суде штата (1915 год). Справа: Люсиль Селиг Франк, жена осужденного на казнь Лео Франка.
Рассказывая о своём быте, Лео Франк сообщил газетчикам, что, находясь в камере, читает фантастику и поэзию. Особенно ему нравятся стихи Оливера Холмса (Oliver Wendell Holms), которые отлично соответствуют царящей в тюрьме тишине. Также по его словам, он ведёт активную переписку и успел уже написать многие сотни писем. Часть переписки являлась сугубо деловой и была адресована адвокатам, другая часть представляла собой ответы на обращения всех, кто присылал осужденному письма и телеграммы со словами поддержки.
Некоторые сентенции и рассуждения Лео Франка прозвучали очень здраво и оказались не лишены юмора. Честное слово, прямо так и хочется спросить, почему он не говорил так во время суда?!
Например, он высказался о том, что ему совершенно очевиден сговор Дорси с Конли и Уилльямом Смитом (William M. Smith), адвокатом последнего. Припомнив фразу солиситора Дорси, брошенную во время суда, «вы видели негров, пишущих записки на месте убийства и оставляющих их возле трупа?», Лео Франк не без едкого сарказма пошутил, что её следовало бы переиначить. Фраза должна звучать так: «Вы видели негров, пишущих записки на месте убийства по приказу белого и оставляющих их возле трупа?»
Затем осужденный немного порассуждал о «спящем правосудии», что в его положении выглядело уместным.
До какого-то момента беседа Лео Франка с визитёрами носила характер обыденный и очень человечный, он словно бы с другой стороны открылся. Такое ощущение, что он говорил то, что было заблаговременно обдумано и одобрено адвокатами и женой. Но во второй части интервью Лео Франк, судя по всему, исчерпал все заготовки и сел на своего «демагогического конька», если можно так выразиться. Передать смысл его рассуждений невозможно — это просто набор неких пафосных тезисов, лишённых всякого рационального содержания. Вот цитата наобум: «Я верю, что с момента ареста я держался настоящим мужчиной. Я оставался мужчиной и старался демонстрировать всяческое милосердие тем, кто был несправедливо ко мне. Я не хочу сочувствия. Я не нуждаюсь в сочувствии, несмотря на то ужасное положение, в котором ныне нахожусь. Всё, что я хочу и в чём нуждаюсь — это справедливость. Я имею на это право как человек и гражданин. Но я не получил справедливости. Я заслуживаю большего внимания, но мне его не дали»[45].
Перечитайте слова Франка ещё раз! Все эти штампы — «настоящий мужчина», «мне не нужно сочувствие», «я демонстрирую милосердие», «я заслужил больше внимания» — это речь настоящего психопата, упивающегося собой нарцисса. Все вокруг него виноваты, а вот он — молодец, вёл себя, как мужчина, вот только не получил внимания. Нормальный мужчина вообще не задумывается над тем, насколько мужественным он выглядит в глазах окружающих и уж тем более не рассуждает об этом вслух перед посторонними. Очевидно, что Лео Франк подобных психологических нюансов не чувствовал совершенно. При этом в его монологе нет ни слова для объяснения собственного подозрительного поведения, которое с самого начала расследования привлекло к нему внимание полиции [отсутствие реакции на телефонные звонки в ночь на 27 апреля, странности при опознании тела Мэри, ночная попойке в ночь убийства, полное игнорирование несоответствия показаниям Монтин Стоувер и так далее и тому подобное]. Не последовало никаких объяснений и иным странностям поведения Лео, например, отказу от дачи показаний коронерскому жюри в начале мае 1913 г. [Ньют Ли, напомним, от дачи показаний тогда не отказался!], отказу от присяги в суде, его странному «допущению» в суде, будто он выходил в уборную в ту самую минуту, когда Монтин Стоувер заглядывала в его кабинет и пр.
Вместо серьёзного и конструктивного обсуждения прошедшего суда, совершенно необходимого в той обстановке объяснения подозрительных деталей собственного поведения, во многом обусловивших суровый приговор, во второй части интервью мы находим лишь набор демагогических штампов и пошлое самолюбование.
И этот человек являлся тренером университетской команды по диспутам! Невероятно… В русском языке есть незатейливая поговорка: будь проще и к тебе потянутся люди! Лео Франк её явно не знал, а самостоятельно додуматься до такой очевидной истины явно не смог.
В то же самый день, когда в местной прессе появилось интервью с Лео Франком — то есть 27 февраля — родилась ещё одна сенсация локального масштаба. Нина Формби — та самая владелица меблированных комнат, которые являлись на самом деле притоном разврата — сообщила газетчикам о том, что полностью отказывается от своего майского заявления. Напомним, тогда она утверждала, будто Лео Франк неоднократно звонил ей во второй половине дня 25 апреля, пытаясь на несколько часов забронировать комнату. По смыслу заявления можно было заключить, что Франк рассчитывал на интимное свидание в заведении Формби.
Теперь же дамочка утверждала, будто оговорила уважаемого джентльмена и сделала это под гнусным давлением детективов Лэнфорда, которые пустились на откровенный шантаж, арестовав Гарри Латама (Harry Latham), гражданского мужа Нины Формби, и некоторых его друзей. Причиной ареста послужил подпольный тотализатор, работой которого якобы управлял Латам. Поскольку арест гражданского
