– Капитан, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказала Ненн.

– Не обязательно обращаться ко мне по званию, майор. Может, тебе называть меня генералом?

– Ну нет, лучше «капитан».

Луны почти сошлись. Риока, самая медленная, уже прикрыла солнце. Мир стал великолепно-алым. Казалось, кровь залила и небо, и землю.

– Славные у нас были времена, – вздохнув, заметил я.

– Нет. В основном, дерьмовые, – возразила Ненн. – Но зато это были наши времена. Рихальт, я буду скучать по тебе.

– И я по тебе. Снова.

Мы крепко пожали друг другу руки. Я посмотрел в лицо Бетчу, которого зарезал, спасая от драджей. Он, конечно, все понимал, но вина перед ним мучила меня много лет.

– Где бы вы ни оказались, когда это закончится, позаботься о ней, ладно?

– Я так и планировал, – кивнул Бетч и обнял Ненн за плечи.

Орда стремительно приближалась. Темная воля Акрадия подгоняла ее, словно вихрь ненависти и тоски. Никакое уродство, порожденное Мороком, не могло сравниться силой с нечеловеческой злобой Глубинного императора. Одна только злоба – это всегда было слабостью Глубинных королей. Они доверяли лишь вечному мраку внутри себя.

– Выпьешь на дорожку? – спросила Ненн.

– Почему бы нет? Сейчас самое время.

Я достал фляжку, которую мне подарила Ненн. Ту, что, казалось, существовала только в моем воображении. Но разум порой формирует действительность. Она есть нечто большее, чем песок, вода, кости и кожа, железо и звездный свет. Без нашего воображения мир пуст, он – лишь скопление крохотных частиц, в сущности, не отличающихся друг от друга. Если Морок и научил меня чему-то, так это тому, что реальность подвижна.

Я сделал глоток, и бренди обожгло мне горло.

Тогда я улыбнулся, закрыл глаза и потянулся к Мороку, проникая в землю и воздух. Ощутил Адрогорск и его окрестности, простерся далеко в пустыню.

– Похоже, – пробормотал я, – пришло время искупать вину.

Место – это не просто камни, земля, деревья, дома, небо и реки. Это еще и те, кто живут в нем, понимают его, стареют вместе с ним. Жившие в Мороке стали его частью так же, как песок и отрава. Морок складывался не только из оскверненного камня и извращенной магии. Там были также расколотое небо, духи и бесконечная боль от того, к чему Морок принудили.

Он откликнулся на зов.

– Что это? – прогремел в моем сознании голос Акрадия, оглушительный, будто касание пера, безжалостный, как летняя улыбка.

Император был груб, ослеплен гордостью и без меры высокомерен.

– Ты пытаешься призвать мертвую старую магию. Сила Сердца Пустоты давно истрачена. Оглядись и признай, что истрачена попусту.

– Не попусту, – возразил я. – Она всего лишь рассеялась. Но главное сохранилось. Сердце стало ужасным оружием, оборвало много жизней. Однако не бесцельно – ради спасения остальных. А тебе бы только тешить собственное безумие. Эта бездушная земля куда более способна к раскаянию, чем ты.

Всадники, наконец, заметили меня и принялись настегивать издыхающих харков. Те падали, всадники падали вместе с ними, но поднимались и, шатаясь, бежали ко мне. Рядом с вражеской колонной из песка с воем вылезли огромные песчаные черви. Они хватали драджей, утаскивали их под землю. С другой стороны из наползающих облаков тумана тянулись бледные руки, выдергивали всадников из седел, бросали под копыта харков. Но тысячи драджей скакали дальше, и я понимал, что они вот-вот будут здесь.

Во мне вскипела отрава, потекла по черным жилам, пронизала кожу, плоть и кости, слилась с ними, сделалась мощнее. Закружилась голова, перед глазами все поплыло. То была сила, собрать которую обычный человек не сумел бы. Акрадий не ошибся: я стал голосом Морока, его единственным органом чувств, позволяющим ощутить невыносимо долгие муку и ярость – и выдохнуть их колоссальной всесокрушающей волной. Я стал проводником для живых и мертвых.

– И что ты выставишь против меня? Свою вину? – глумливо осведомился Глубинный император.

Я воткнул в рыхлый песок копье, ввинтил его поглубже. Затем потянул за веревочку, и нетерпеливый ветер сорвал обертку с подарка Валии. Серебряный кулак на алом поле. Валия аккуратно соединила мою разодранную на лоскуты гордость в единое целое.

– Видишь, Акрадий? Помнишь, как реяло это знамя над стенами города? Моего города. Я сказал, что буду ждать тебя, – и я жду. Слово за тобой.

Хохот бессмертного обрушился горной лавиной, гомоном птиц. Он прозвучал уже не в моем разуме, а раскатился над Мороком, перекрывая вой, идущий из трещин в небе. В облаке пыли за спинами драджей я увидел огромное лицо с прищуренными глазами и перекошенным от злобы ртом.

– Твой бунт – последнее проявление силы Безымянных. Сын Морока, где они теперь? Ты, человечишка, никто без них. Ты один.

Я посмотрел налево. Там стояла Ненн, на плече ее покоился меч. Посмотрел направо. Бетч кивнул мне.

– Нет, никогда я не был один.

Погрузив кулак в песок Морока, я выпустил не только необузданную первобытную магию, не только накопленную отраву, но и вину, мучившую эту истерзанную землю девяносто долгих лет. Вину древнего существа, вынужденного разрушать, мою собственную вину за оборванные жизни. Все они свернулись вместе, словно змеи в клубок, запульсировали в песке. Из меня в пустыню с ревом потекли черные тени.

– Никогда я не был один, – шепотом повторил я, и голос вдруг окреп, уподобился лезвию ножа. – Вставайте! Вставайте все, кто сражался и пал, кто истекал кровью, боялся и любил! Вставайте, затерянные в песках Морока! Встаньте рядом со мной и выйдите против тьмы в последний раз!

Я выпрямился, поднял крепко сжатый кулак. Черная сила текла из меня в землю и воздух.

– Дети Морока, вставайте со мной!

Небо взревело, полное горя и ярости, трещины цвета раскаленной бронзы содрогнулись, в кровавом свете Риоки сверкнули молнии. Земля закачалась, заскрежетали камни, задул ураганный ветер, из песка вырвались струи черного пара. Пыль закружилась, собралась вокруг меня слепящим красным облаком. Из отравленной земли поднялись человеческие фигуры. Я сливал силу Сердца Пустоты в землю, пока не избавился от мучительной вины, десятки лет терзающей Морок.

И только тогда открыл глаза.

Они выстроились и слева, и справа от меня, ожидая приказа. Больше не призраки, а изваянные из песка и камня, некогда павшие мужчины и женщины. Некоторых я помнил. Многие погибли в безумной войне с Глубинными королями задолго до моего рождения. Они сидели на призрачных конях из струящегося песка, стояли побатальонно с пиками на плечах. Обломки черных камней Морока образовали доспехи. В глазах воинов отражались небесные трещины. Духи, заселившие тела, поддерживали их формы, сияли как звезды.

Целая гребаная армия мертвецов.

Моя армия.