оракул, состязания и победителей увенчивал пальмовым венком.

В честь этого посещения Тесеем Делоса еще во время Сократа из Афин ежегодно во время Таргелий (праздник Аполлона в месяце таргелионе) отправлялось на Делос священное посольство на корабле с черными парусами для принесения жертв Фебу, а обратно празднично убранный корабль возвращался уже под пурпурными парусами. Снаряжение делосской феории (торжественное посольство) было в Афинах одной из самых важных литургий (полу добровольная повинность богатых граждан на государственные нужды или празднества).

После проведения первых Делосских игр, на которые со всех концов Греции прибыло очень много желающих, Тесей повелел гарольдам везде объявить:

— Все греческие государства, желающие присутствовать на Делосских играх, должны теперь за 7 дней до их начала присылать свои феории для принесения делосскому богу жертв от имени своих народов и вопрошании у него оракула.

Так же по предложению Тесея на Делосе стали держать союзническую казну аттической симмахии (союз) и проводить собрания ее членов. После изгнания из Афин и смерти Тесея на острове Скирос Менесфей перенес казну в Афины.

138. Смерть Эгея. Эгейское море

Согласно Диодору Сицилийскому, когда кровавая дань ранее доставлялась Миносу, афинские суда всегда и плыли на Крит, и возвращались в Афины в знак траура под черными парусами.

Афиняне говорят, когда корабль с афинской молодежью в последний уж раз приближался к Аттике, то и кормчий, и сам Тесей на радостях забыли заменить черный парус на белый, который должен был уведомить Эгея об их спасении, и престарелый царь, жестоко обманувшись в своих надеждах на возвращение сына, бросился в море со скалы и погиб.

Павсаний говорит, что Эгей бросился не в море, а кинулся вниз с того выступа скалы Акрополя, на котором во второй половине V в. до н. э. был воздвигнут храм Бескрылой Победы Нике.

Некоторые говорили, что забывчивость Тесея — это месть Ариадны. Она упросила Вакха, ставшего ей супругом, послать на корабль Тесея самое крепкое вино, которое на вкус такое сладкое, что его никому не захочется разводить водой. Погода была прекрасная, корабль с победителями летел домой на всех парусах черного цвета. Тесей и все остальные корабельщики, свободные от работы, часто, как варвары, пили вино неразведенным и проспали то время, когда с корабля стала различима земля Аттики. Эгей же, увидев черный парус, покончил с собой, бросившись в глубокую пропасть на Акрополе, либо он понесся на колеснице к морю и там с мыса Сунион кинулся в море вниз головой и потому море с тех пор стало называться Эгейским.

Другие рассказывают о том, что Минос принёс в жертву богам гекатомбы тучных белых быков, и Зевс (или устами делосской жрицы бог-прорицатель Аполлон, по поручению Зевса), потрясши своей страшной эгидой, устроил внезапную бурю на море, и шквальный ветер сорвал с мачты «победный» белый парус. Поэтому после прекращения бури Тесей был вынужден вернуться под чёрным парусом, и так свершилось давнее проклятье Эгея, точнее не проклятье, а прорицание Пифии, согласно которому он еще не старым умрет от непереносимой печали.

Ходила, однако, в народе и распространяемая сторонниками Менесфея такая молва, которая жадна не только для правды, но и до кривды и лжи. Будто бы хитроумный Тесей совсем не забыл о том, что следует заменить черный парус белым или, по словам Симонида, пурпурным парусом, окрашенный соком цветов ветвистого дуба.

Некоторые из вернувшихся афинских подростков, вернувшихся с Крита, потом рассказывали, что слышали, как на корабле Тесей сам им говорил:

— Скажу вам, юноши вполне откровенно, что я очень обижен на Эгея, и как на афинского царя, и как на моего родителя смертного. После жребия, на котором я сам себя послал ехать на Крит, он меня упрекал в том, что я бросаю его в старости одного на произвол беспощадных врагов. Но ведь он оставался в родных Афинах притом их владыкой — царем! А вот он-то нас с вами действительно бросил. Разве не мог он снарядить несколько кораблей и отправить нам на помощь на Крит? Вспомните, как нам нужна была помощь, когда мы на одном корабле с боем из кносской гавани прорывались, с войском Тавра сражаясь?! Поэтому, хоть не принято так про отцов говорить, но я сажу, что человек он двуличный…

Когда же кормчий пришел к нему с прямым предложением поменять черный парус на белый, Тесей ему так сказал:

— Правда понуждает меня всем напомнить, что Эгей царь нечестивый. Ведь из-за того, что по нечестивому его приказу Андрогея убили, Минос за сына наложил на Афины ужасную дань. Я чувствую сердцем веление Мойры, что пора мне самому поскорее взойти на афинский престол. Конечно, я с ним не буду бороться за власть, как Паллантиды, но и помогать ему больше ни в чем не хочу. Я предоставляю Могучей Судьбе самой все решать, и мы не будем менять черный парус на белый, чтобы только удовольствие Эгею доставить.

Плутарх же говорит, что, выйдя на сушу, Тесей сам остался в защищённой от бурь бухте Фалерской в заливе Сароникос, чтобы принести жертвы богам, которые он обещал им по обету, уходя в море, а в город отправил гонца с вестью о счастливом возвращении. Вестник застал многих граждан оплакивающими смерть царя, но другие, как и следовало ожидать, радовались и ликовали, услышав слова гонца, и хотели украсить его победными венками. Однако, приняв венки, он обвил ими свой жезл и тут же вернулся к морю. Тесей еще не совершил возлияний, и, не желая мешать священнодействию, гонец задержался в стороне, а когда возлияния были закончены, сообщил о смерти Эгея. Тогда с плачем и воплями все поспешно двинулись в город. Вот почему, говорят, и ныне во время Осхофорий увенчивают не глашатая, а его жезл и возлияния сопровождаются криками: «Элеле́у! Иу́-иу́!» Первый из них — обычно издают, творя возлияние или распевая радостные песни, второй — в смятении и замешательстве.

139. Учреждение Осхофорий и Тесейей

Плутарх в «Тесее» говорит, что тридцативесельное судно, на котором Тесей с подростками вышел в плаванье и благополучно вернулся, афиняне хранили вплоть до времен Деметрия Фалерского (конец IV века до н. э.). Раз в год, ставший знаменитым корабль отправлялся на Делос и обратно. Афиняне убирали старые доски и балки по мере того, как те ветшали, и ставили на их место новые, крепкие, так что корабль этот сделался даже опорным примером в рассуждениях философов, парадоксально определяющих понятие самотождественности: одни утверждали, что судно остается самим собою, другие — что