ее, явился с более многочисленным флотом и отнял ее у Тесея. Этот Дионис был тот самый, который первый ходил войной на индийцев и первый навел мост через Евфрат. Павсаний так же рассказывает, что у делосцев есть небольшой ксоан Афродиты, у которой правая рука попорчена от времени, внизу же вместо ног у нее четырехугольная колонна. Эту статую Ариадна получила от Дедала, и когда она последовала за Тесеем, то она захватила из дому и это изображение. Делосцы говорят, что, лишившись Ариадны, Тесей посвятил этот ксоан богини Аполлону Делосскому для того, чтобы, привезя его домой, при виде его, невольно вспоминая об Ариадне, он не испытывал бы все новых страданий от этой любви или от того, что он ее бросил, нарушив клятву.

Согласно еще одному толкованию истории о любви Тесея и Ариадны, старшая дочь Миноса считается жрицей луны, и, согласно критским законам, ее брак с Тесеем сделал его владыкой Кносса, самого главного из сотни городов Крита. Интересно, что на одной из древних кносских монет народившаяся луна помещена в центре Лабиринта. Матрилинейный обычай наследования лишал наследницу всех прав на землю, если она, выйдя замуж, покидала родину с мужем. Таким образом, матрилинейность является еще одним объяснением, почему Тесей не взял Ариадну с собой в Афины и не увез дальше острова Диа, который принадлежал Криту и был виден даже с невысоких гор Кносса.

Какой бы ни была правда, жрецы Диониса в Афинах подтверждают, что, когда Ариадна обнаружила, что осталась одна, покинутой на острове, она стала горько рыдать и причитать.

134. Горе Ариадны [133]

Дева проснулась на пустынном берегу острова Дия и в сонной истоме еще, до конца не сбросив дремоты, чуть приподнявшись, стала руки тянуть, чтобы возлюбленного Тесея обнять, но его рядом не было! Она снова и снова к нему протягивала обе руки, даже, спросонья, шарила по песку, искала ощупью, но все напрасно — нигде его не было! Тут охватил Ариадну страх и всю дремоту прогнал.

Миносида в испуге вскочила с покрывал, заботливо подстеленных под вымытую Ариадну жрецами, и покинула свое ложе пустынное. Окончательно проснувшись, дева начала громко кричать, звать Тесея и метаться по берегу. Громким криком «Тесей!» оглашает она берег пустынный — и окрестные горы эхом имя его ей возвращают тотчас. Ариадна забралась на самый высокий утес (придало ей много сил смятенье девичьей души), чтобы ее взору предстал шире и дальше простор. И тут среди бескрайнего синего моря она увидела надутый ветром черный парус знакомый, летящий словно чернокрылая птица в небесной дали. Стала дева громко кричать:

— Стой мой любимый, куда от меня ты бежишь? Воротись Тесей, не будь таким вероломным! Скорее руль назад поверни! Не знаешь разве, что большой недобор есть на быстроходном твоем корабле с парусом черным!

Ариадна и подпрыгивала, и махала руками, и даже, найдя длинную жердь, на ней белую ткань покрывала подняла, чтоб видно было дальше, но все было тщетно. Вскоре скрылся в высоких волнах безмолвный чернеющий парус из глаз, и Ариадна заплакала горько навзрыд. Она, наконец, поняла, что любимый, ради которого она пожертвовала своей жизнью, предав родину и отца, помогла убить быкоголового брата, бросил ее. От застывшего страха и боли, словно, окаменело заплаканное девы лицо, как у Ниобы. Только хвастливая Ниоба сама была виновата в постигшем ее горе, а в горе Ариадны виноват был Тесей.

Дева бессильно рыдала, вспоминая, как истово она давала обеты и жарко молилась, чтобы только он победил чудовищного ее брата, и как из-за любви к нему она бросила милых родителей и любимую родину, совсем как колхидская царевна Медея, ее двоюродная сестра. И какую ужасную долю уготовили Мойры искусной волшебнице и колдунье, внучке могучего солнечного титана Гелиоса?! Что же ожидает ее, смертную деву простую? Царапая щек нежную кожу и ударяя ладонями в упругие груди, Ариадна непрерывно твердила:

— Что же несчастной мне делать? Как дальше мне быть? Как мне жить одинокой на этом диком враждебном мне берегу?..

Гулко девичья грудь кулакам отвечала, и долго нежные губы в надежде кричали:

— О Эол, царь могучий ветров, прикажи своим ветрам вернуть корабль Тесея на этот остров. Будь проклят мой вероломный и неблагодарный жених! Призываю вас, ветры, разбейте корабль Тесея о скалы, а мне пригоните любое судно другое…

Время от времени дева, внезапно успокаиваясь, начинала тихо жалобно плакать и причитать:

— Впрочем, если даже пошлют мне корабль и попутчиков свирепые здешние ветры, деться потом куда мне, ведь доступ в любимую отчизну мне закрыт навсегда. Значит, милой матери слез не увидеть мне перед смертью, И, чтоб глаза мне закрыть, близкой не будет руки, воздух чужбины мое дыханье несчастное примет, тела никто из друзей не умастит моего. К непогребенным костям слетятся птицы морские. Неужели не заслужила я доли другой?

Кносская дева долго блуждала, выбиваясь из сил, в песках незнакомых. Там, где у Дийской скалы хлещет седая морская волна, она на камне спала, завернувшись в подстилку и темных волос не покрыв. Проснувшись, голой ногою скользя в волны глухие, дева опять кричала вероломного имя Тесея. Горько — соленые слезы струились по нежной коже девичьих щек. Крики кругом ее разносились, и слезы без остановки лились по лицу, искаженному горем, но, согласно «Героидам» Овидия, и слезы и крики деве были к лицу: прелесть особая была и в слезах. Наплакавшись вдоволь и накричавшись, обессиленная Ариадна забылась сном беспокойным.

135. Дионис и Ариадна

Тут по воле никогда не дремлющей Мойры Лахесис Дионис, как и намеревался, посетил на берегу пустынном и диком спящую Ариадну, и в изумлении, смешанном с зарождающейся страстью, молвил вакханкам, буйно вокруг хороводы ведущим, слово такое:

— О, менады (безумствующие), украшенные виноградными листьями и плющом, в роптры больше не бейте, не поднимайте своими тирсами и плясками шума! Сатиры, оставьте свои свирели! О, не спугните спящую деву, хоть пояса уже нету на ней!

Но Ариадна проснулась и опять зарыдала, страдая, на пустом берегу, готовясь стать снедью для хищных чаек морских. Рыдавшая Ариадна вдруг испугалась, что проклятия сбудутся и стала сама перед собой оправдывать любимого, что не иначе как клятву верности нарушить его заставили боги. Как подтверждение этого перед рыдающей девой в лучистом сиянье возник Дионис.

Овидий в «Науке любви» поет, как вдруг грянули бубны по песчаному скату брега морского, вдруг зазвучал в буйных ладонях кимвал. И охваченная ужасом дева, смолкает, не закончивши слова. Замер вздох на