он не ответил мне, я пошел его перевернуть. Но было очевидно, что он мертв, господин. Я пошел и позвал опциона. Он увидел тело и послал за центурионом. — Пиндарий пожал плечами. — Это все.

— Когда ты нашел тело, был ли кто-нибудь поблизости?

— Нет, господин.

— Ты что-нибудь слышал? Что-нибудь необычное?

— Нет, господин.

— И ты это сделал? Ты убил его, Пиндарий?

Рот юноши отвис, и он покачал головой. — Нет, господин!

Макрон на мгновение посмотрел на него и кивнул. — Все в порядке. Годится. Ты и опцион держите тело под охраной.

Пиндарий отсалютовал, и Макрон приказал другому легионеру отправиться в штаб, чтобы сообщить полководцу о находке. Когда солдат убежал по снегу, Макрон снова посмотрел на тело и глубоко вздохнул.

— Корбулону это ни капельки не понравится…

— Ты говоришь, убит? — прорычал Корбулон, глядя на тело. Снова пошел снег, мелкие хлопья кружились на легком ветру, и Макрону пришлось стряхнуть тонкий слой, чтобы обнажить следы от удавки.

— Задушили удавкой, господин. Думаю, он только что вышел из туалета, когда убийца набросился на него сзади. Это было бы быстро, и в этот час было бы очень мало людей.

— А что насчет дежурных?

— Они склонны следить за подходами к лагерю, господин, а не за тем, что происходит внутри него.

— Был бы благодарен, если бы ты держал свои саркастические комментарии при себе, центурион. Кто-то, должно быть, что-то видел или слышал.

— Возможно, господин. Но пока никто не предоставил никакой информации.

Корбулон снова осмотрел тело и откашлялся. — Я хочу поговорить с центурионом Макроном наедине. Остальные, оставьте нас. И убедитесь, чтобы нас не беспокоили.

Манлий и другие зашагали на другую сторону открытой площадки между валом и рядами хижин, вокруг которых собирались люди, ожидая звука буцины, означающего утреннее построение.

— Как ты думаешь, кто это сделал? — спросил Корбулон. — Могли ли это быть повстанцы? — продолжил он с надеждой. Даже мысль о том, что мятежник проникнет в лагерь, чтобы убить Пизона, была предпочтительнее, чем перспектива убийства центуриона одним из его людей.

— Сомневаюсь, господин. Единственный возможный путь, чтобы часовые не увидели, — это отверстие, через которое сток из латрин проходит через вал. Но этому счастливчику пришлось бы сильно попотеть, чтобы протиснуться сквозь него. Кто бы это не сделал, он рискнул ради такого человека, как Пизон. Есть причина, по которой солдаты прозвали его Зверем. Конечно, есть и другие причины.

Корбулон приподнял бровь. — Другие причины?

— Насколько я понимаю, у Пизона была репутация человека, который более чем свободно применял свой витис. Похоже, Зверь любил поколотить ребят. Такие офицеры, как правило, наживают себе врагов.

— Ты говоришь, что его убил один из его парней?

Макрон склонил голову набок. — Я говорю, что это вероятно, особенно с учетом настроения в лагере. Ребята голодны, и им не нравятся постоянные наказания. Особенно в отношении солдат, которых заставили разбить лагерь за валом.

— Трудности — это образ жизни в армии, Макрон. Ты это понимаешь не хуже любого солдата. Но убить центуриона? Это возмутительно.

— Да, господин. Это так.

— Я не потерплю этого. Центурионы — это костяк армии. Они то, что скрепляет весь ее организм. Если люди начнут нападать на своих офицеров, то армия станет не чем иным, как мятежным сбродом. — Корбулон замолчал и оглянулся, чтобы убедиться, что его не подслушают. — Похоже, мы можем столкнуться с началом мятежа.

Макрон глубоко вздохнул и кивнул. — Да, господин. Боюсь что так.

— Знаем ли мы, кто главарь? Есть ли вообще какие-нибудь имена? После того, как они проведут несколько часов с дознавательной командой, мы узнаем подробности обо всех, кто причастен к этому.

— Есть имя, господин. По крайней мере, слух. Человек по имени Борен. Он должен быть легионером Восьмой когорты.

— Тогда арестуйте его.

Макрон покачал головой. — Это вымышленное имя, господин. Я проверил списки.

— Кто бы он ни был, как ты думаешь, он виноват в убийстве Пизона?

— Может быть. Или это может быть просто один из людей Пизона, который устал от побоев. — Макрон откашлялся. — Меня беспокоит то, что это может быть только начало. Если моральный дух не улучшится, ситуация может ухудшиться. И если парни, получающие половинный рацион, продолжат ворчать из-за этого, центурионам ничего не останется, кроме как прилагать все усилия, чтобы заставить их выполнять свой долг. Это только ухудшит настроение солдат. — Макрон пожал плечами и сделал круговой жест пальцем. — Порочный круг, господин.

Корбулон поморщился. — Что ж, при нынешнем положении вещей я мало что могу сделать с увеличением рациона. Так что единственный способ поддерживать порядок — это поддерживать железную дисциплину. Вот что поможет им пережить зимнюю осаду. Сейчас они могут ворчать, но потом поблагодарят меня за это.

Макрон сомнительно покачал головой. — Надеюсь, господин. Но я думаю, что дело вышло далеко за рамки ворчания, — он указал на тело.

Корбулон скривился. — Достаточно далеко.

На весь лагерь прозвучал плоский рев буцины, и люди начали выстраиваться между своими хижинами, прежде чем опционы начали выкрикивать их имена. Корбулон некоторое время смотрел на них, прежде чем принять решение. — Передай мой приказ. Я хочу, чтобы после переклички было общее собрание. Пора пресечь эту чушь о мятеже в зародыше.

Час спустя скромная армия численностью около четырех тысяч человек выстроилась на открытой местности за пределами лагеря среди случайных небольших снежных порывов. Командующий рассматривал их со своего места на смотровой площадке перед знаменами, в то время как преторианцы заняли свои позиции вокруг насыпи лицом к остальным солдатам. Макрон не мог избавиться от ощущения, что в подобном порядке построения было что-то вроде конфронтации, учитывая напряженность в лагере. В воздухе царила тревожная тишина. В основном из-за приглушающего эффекта снега, но также и из-за угрюмого молчания людей, ожидающих, пока заговорит их командир. Макрон неподвижно стоял на небольшом расстоянии от плеча полководца и старался не дрожать, пока Корбулон наполнял свои легкие, чтобы начать свою речь.

— Прошлой ночью центурион Пизон из Шестого легиона был убит возле латрин. Его убийца набросился сзади, как подлый трус, которым он, несомненно, является, и задушил его. Я хочу сообщить вам, что Пизон был человеком с долгой и выдающейся карьерой. Он пробился вверх по карьерной лестнице и несколько раз был награжден за храбрость. Поэтому возмутительно, что его жизнь оборвалась, когда ему еще оставалось много лет службы. Таких мужчин нелегко заменить. Такие люди играют ключевую роль в том, как идет строй, они твердо стоят в бою и последними покидают поле боя. Центурионы установили стандарт, на который простые солдаты должны равняться и подражать им. Поэтому убийство Пизона