школу детей с различием вероисповеданий и национальности или без такого различия. Думаю, что смешанный тип школ желателен не только для деревни, где он часто неизбежен в виду отсутствия специальных школ для девочек, но и для средних школ менее опасен, чем кажется.

Идеальная школа не должна ничем отличаться от семьи, где дети растут вместе, опасение же упадка нравственности скорее отражает в себе присущее нам опасение новшеств, чем действительного вреда, ибо природа человека одинаково склонна к восприятию как дурного, так и хорошего, а при должном руководительстве совместное обучение могло бы быть даже полезно в интересах более ровного отношения между детьми обоего пола. Взгляд, что при образовании матерей будут образованы и дети, сделался даже популярным, но тем внимательнее нужно проводить его в жизнь, не делая мальчикам предпочтения перед девочками и принимая последних на одинаковых основаниях с первыми.

Что касается различия вероисповедания и национальности, то хотя школа и существует предпочтительно для коренного населения деревни, но делать исключение для пришлого элемента нежелательно.

Если школа будет принадлежать церкви или земству, то со стороны общества крестьян не встретится никаких возражений, имеющих место теперь и основанных на нежелании принимать в школу детей лиц, не участвовавших в постройке школы.

Резюмируя всё сказанное, я прихожу к таким заключениям:

1) Общеобразовательной деревенской школой должна быть церковно-приходская двухклассная школа с четырехлетним курсом.

2) Программа такой школы должна быть согласована с программами существующих двухклассных школ с 5-летним курсом, с сохранением присвоенных последним прав по образованию. Церковное и светское пение, рисование и рукоделие должны быть обязательными предметами.

3) Здание школы, равно как и содержание ее должны быть обязательно отнесены на счет церкви или земства, ибо крестьяне не имеют средств ни для того, ни для другого и потому или вовсе не имеют школы или, имея, содержат ее так плохо, что в короткий промежуток времени приводят ее в совершенную негодность.

4) Обучение должно быть совместным для детей обоего пола.

5) Прием предпочтительно коренного населения, не делая исключения, в случае достаточности помещения, для всякого желающего.

6) Обучение должно быть обязательно платным. Взимаемая в минимальном размере плата за право учения ученика, при условии освобождения крестьян от расходов на постройку и содержание школы, была бы не только желательна крестьянам, но и полезна, как воспособление церкви или земству в расходах на содержание и ремонт школьных зданий. Такая плата за право учения должна поступать в ведение учреждения, построившего школу.

Таков должен быть, по моему мнению, характер общих школ деревни. Что касается школ технических, то остановка только за учителями. Помещением для таких школ могли бы служить ныне существующие земские школы. Потребность же в сельскохозяйственных и профессиональных знаниях настолько велика у крестьян, что сомневаться в продуктивности таких школ никак нельзя. Посему делом каждого просвещенного земства должна быть забота о подготовке учителей для таких школ, и нужно только пожелать, чтобы пример нашего пирятинского земства нашел больше подражателей. Пока же их нет, не приходится и мечтать об организации и детальной разработке типа таких школ. Ясно только одно, что, располагая зданием, отсутствие коего служит обыкновенно главным препятствием для всякого дела, и идя навстречу очевидной потребности крестьянства в сельскохозяйственных и профессиональных знаниях, всегда можно будет рассчитывать на успех такого начинания, неизмеримое значение которого вне всякого сомнения.

Димитрий Горленко, полковник прилуцкий, наказной гетман[87]

Лазарь Горленко[88] был женат два раза. От первого брака он оставил четырех сыновей – Петра, Ивана, Мануила и Антона, от второго брака – Степана и Димитрия и дочь Анну[89], бывшую в замужестве за прилуцким бургомистром Григорием Лихопекою (1697 г.).

Из многочисленных сыновей Лазаря известность приобрел только младший – Димитрий. Глубоко трагична судьба этого выдающегося сына знаменитого Лазаря, столь тесно связавшего свое имя с судьбою злосчастного Мазепы. Несомненный баловень фортуны, Димитрий обладал при этом и теми дарованиями, какие редко прощаются людьми. Это был человек, призванный властвовать, повелевать, вести за собою. Предприимчивый и решительный, он отличался той несокрушимой энергией и железной волей, какие позволяли ему чувствовать себя совершенно независимо от окружающих его людей и обходиться без их помощи.

Столь нужные для деятельности, призванной будить общественную мысль, созидать, руководить, эти качества редко приводят к личному благополучию. Они становятся гибельными, когда служат отражением той беззаветной искренности, какая не рассуждает, какая видит пред собою только цель и не замечает того, с кем и с чем нужно считаться на пути, чтобы ее достигнуть.

Глубокая преданность родине и желание сохранить ее самобытную чистоту, укрыть от заразы петровских нововведений, начинавших казаться всё более подозрительными и посягавших даже на ее целость – такова была идея Димитрия Горленка, принадлежавшая в то время всей Малороссии, но исповедуемая только наиболее смелыми ее представителями.

Идея, признанная революционной, носившая характер измены, на самом деле строго консервативная, проникнутая беззаветной преданностью исконным русским началам.

В мою задачу не входит подробное жизнеописание Димитрия Горленка. Я намерен остановиться лишь на одном моменте этой жизни, наиболее трагическом, в целях выяснить характер мотивов, вызвавших сближение Димитрия с гетманом Мазепою. Для этого нужно несколько подробнее остановиться на характере нравственного облика Мазепы и рассмотреть его преступление в связи с политическим настроением государства и общества его времени.

I

Надобно помнить, что гетман Иван Степанович Мазепа сделался Мазепою лишь после своей измены царю. До того же времени образ Мазепы сливался с блеском его двадцатилетнего гетманства и внушал к себе то особое уважение, какое рождалось восхищением пред подвигами закаленного воина, умевшего оставаться и преданным сыном Церкви.

Воспитанный своею знаменитою матерью Мариною[90], впоследствии игумениею Киевского Флоровского монастыря и настоятельницею Глуховского, инокинею Мариею-Магдалиною, на началах беззаветной преданности воле Божией, Мазепа с ранних лет видел пред собою примеры сурового аскетизма и деятельного служения правде Божией, не допускавшей никаких компромиссов и требовавшей личных жертв. В этой обстановке глубокой религиозности и сознательного православия зарождались и крепли самобытные особенности характера Мазепы.

Большая ошибка заключается в мысли, что церковное воспитание парализует волю и делает неспособным к борьбе. Наоборот, правильно понятое, такое воспитание настолько развивает духовное зрение, что никакие компромиссы с совестью невозможны, а от этого воля не только не парализуется, а, напротив, обостряется.

Мазепа рос именно в такой обстановке, какая давала ему на его запросы точные и определенные ответы, и от этого характер Мазепы получил отпечаток той прямолинейности, какая так часто принимается за упрямство. Религиозное воспитание выработало в нем ту драгоценную черту характера, какая не допускает лжи из уважения к