Ни телефона, ни фотокамеры, ни постов в инстаграме

30 апреля, Ниагара-Фолс, Нью-Йорк

Как ни странно, заключительная поездка проходит без сучка без задоринки. Просто все самое страшное уже случилось. Я потеряла не только Доминика, но и телефон.

Тем не менее я почти моментально засыпаю, едва успев добрести до туалета и вернуться на место. В уборной, забыв о предосторожностях, я ополаскиваю лицо водой из-под крана. Она не такая холодная, как в Ниагаре, и заряда бодрости хватает только на обратный путь. Положив под голову сложенную толстовку, я мгновенно отключаюсь.

Поезд, пыхтя, замедляет ход. Я открываю глаза и вижу огни родного города. Перебросив через плечо рюкзак и схватив чемодан, я выхожу на перрон Пенсильванского вокзала. На часах – без одной минуты одиннадцать, тридцатое апреля. Я дома.

Недолгий сон в поезде придал мне бодрости, и я в буквальном смысле бегу по платформе. Все бы отдала за большую чашку крепкого чая, но нет времени. Чемодан совсем легкий; я засовываю его под мышку, чтоб было сподручней бежать, и роюсь в карманах в поисках телефона, пока не вспоминаю, что он покоится на дне Ниагары.

Показав билет заспанному служащему у калитки, я бросаю взгляд на огромные старые часы на стене. Четыре минуты двенадцатого. При мысли, что я заканчиваю это путешествие в полном одиночестве, как и начинала, меня пронзает острое чувство разочарования, от которого становится горько во рту. Сделав глубокий вдох, я прохожу по главному вестибюлю. Это нужно Мерву и Томми. Я прошла через это не зря. Меня ждет заслуженная награда.

Перескакивая через две ступеньки, я выбегаю на улицу. Как давно я не была дома! Я останавливаюсь, вдыхаю неповторимый запах Нью-Йорка и собираюсь с мыслями. Если спуститься в метро на Геральд-сквер, можно сесть на линию М и доехать прямо под штаб-квартиру «Экслибриса».

Надо мной горят витрины универмага «Мэйси», и возле каждого входа стоят тюльпаны в маленьких садовых кашпо.

На улице еще довольно многолюдно. Лавируя между прохожими, я наконец добегаю до станции «Тридцать четвертая улица», с грохотом сбегаю вниз и резко останавливаюсь, чтобы выудить из самого дальнего кармашка бумажника проездной.

Еще с эскалатора я слышу утробный рев поезда. Он подъезжает, двери распахиваются. В такое время из вагона почти никто не выходит. Я захожу и ставлю под ноги чемодан. Карта над дверью подтверждает, что мне надо проехать две остановки. Всего две остановки, и я на пороге «Экслибриса». Сделав шаг вперед, я смотрю на электронные часы на платформе. Половина двенадцатого. Успеваю, даже с запасом.

Раздается свисток, и я отскакиваю от двери, чуть не прищемившей мне нос. В это время с эскалатора сбегает человек. Поздно, поезд уже тронулся. Я замечаю только длинные ноги и летящие дреды.

– Доминик? – вскрикиваю я и бегу по проходу почти пустого вагона. Поезд движется слишком быстро. Я прижимаюсь лицом к стеклу, но ничего не вижу.

– Да что за фигня, – бормочу я.

Пьяный, разлегшийся на три сиденья, смотрит на меня мутным взглядом.

– У тебя лишний чемодан, подруга? Мне он пригодится.

Я хватаю чемодан и отхожу подальше. К тому времени как поезд тормозит на Двадцать восьмой, у меня созревает план. Выскочив из вагона, я бегу в дальний конец платформы и занимаю стратегическую позицию для наблюдения за поездом. Если то был Доминик, я его увижу. Если нет, проеду последнюю остановку до «Экслибриса» на следующем.

В крови бурлит адреналин. Не в силах устоять на месте, я начинаю ходить по кругу. На платформе пусто: все пассажиры уехали на поезде, из которого я вышла, так что никто не бросает на меня косых взглядов, а самое главное, не покушается на чемодан.

Через пять минут я начинаю паниковать. Где поезд? Я оставляю чемодан и рысью мчусь к табло. Вместо времени до прихода поезда там светится только текущее. Одиннадцать сорок три. Сорок четыре. В одиннадцать сорок семь мое терпение заканчивается. Я знаю, что поздним вечером поезда ходят реже, но это ни в какие ворота не лезет. Они всегда ходят до полуночи! До «Экслибриса» пять кварталов. Смогу ли я пробежать пять кварталов за тринадцать минут? Как будто у меня есть выбор. Опоздать и пожаловаться на плохую работу городского транспорта?

Ну уж нет, я родилась в Нью-Йорке. Схватив чемодан, я взлетаю по лестнице и на полной скорости пробегаю через турникет. Когда на горизонте вырастает небоскреб, в котором помещается офис «Экслибриса», у меня язык на плече, как у мумбайской бродячей собаки, а металлические часы на Пятой авеню показывают без четырех минут полночь. Конечно, сравнительно пустые улицы сыграли свою роль, но моя спринтерская скорость за время путешествия явно выросла.

Парадная дверь открыта, как и целую жизнь назад, когда я вошла сюда, чтобы уговорить Терезу Сайфер дать мне работу. Я вбегаю в распахнутый лифт и нажимаю кнопку сорокового этажа, а затем тычу в нее пальцем раз десять, пока дверь не закрывается. Лифт ползет наверх целую вечность. Когда двери наконец разъезжаются, я обнаруживаю, что в офисе не только темно, но и совершенно пусто.

– Я вернулась, вовремя! – кричу я в пустоту, выскакивая из лифта.

Часы в вестибюле начинают отбивать полночь. И это после всего, через что я прошла? Полнейший провал! Никто даже не видел моего прибытия.

На столе Пауэлл мигает и включается большой монитор. Звука нет, только изображение. Я вижу комнату, полную народу. Все держат бокалы с шампанским. Впереди стоит Тереза, и ассистентка подает ей бокал. На мгновение чья-то широкоплечая фигура заслоняет экран, но когда она отдаляется, у меня не остается сомнений, кто это.

Доминик! После всего он пришел первым. Люди на экране, в том числе и Ник, поднимают бокалы. Чувствуя себя преданной, я безвольно опираюсь на двери лифта. Они разъезжаются, я падаю спиной в лифт и спотыкаюсь о чемодан. Такого позора я не переживала ни разу в жизни. Двери закрываются, а у меня нет сил даже встать, и я остаюсь лежать на полу. Если честно, это по-своему приятно.

Через минуту лифт приходит в движение; я кое-как поднимаюсь на ноги и вдруг понимаю, что он едет не вниз, а вверх.

– Я не боюсь, – дрожа от страха, бормочу я.

Этот бесконечный день меня доконал. Увидев в зеркале свои растрепанные волосы, я натягиваю капюшон и поворачиваюсь к дверям. Когда они открываются, я нажимаю кнопку вестибюля, и они вновь начинают закрываться. Внезапно в щель просовывается чья-то крупная рука с идеальным маникюром. Двери распахиваются, и я вижу слегка ошарашенную Терезу.

– Нет, мне еще рано пользоваться правой, – говорит она, потирая руку, и, заблокировав двери своим телом, подталкивает меня в ликующую толпу.

Офис в пентхаусе представляет собой стеклянную комнату, и от вида за окном у меня, как когда-то пообещала Пауэлл, захватывает дух. Тем горше моя потеря, и я делаю глубокий вдох, чтобы сдержать рвущиеся из груди рыдания. Я никогда не училась актерскому мастерству, но ни за что не покажу им, как я расстроена.