Вернувшись на место, я окончательно убеждаюсь, что объектив не подлежит восстановлению. Внутри камеры позвякивают осколки стекла. Правда, сам корпус цел, даже затвор работает. Если в конце этого безумного путешествия я все-таки получу работу, то можно будет подумать о новых линзах.

– А, «Кэнон»? – раздается голос с другой стороны прохода. – Что до меня, я предпочитаю свой старенький «Пентакс». Правда, теперь таких уже не выпускают.

Симпатичный усатый старикан в белоснежной панаме и тщательно выглаженных хлопковых брюках протягивает мне свой фотоаппарат.

– Макс Хаммер, – говорит он, тыча себя в грудь, и я беру фотик: старый, испещренный вмятинами и царапинами.

– Вы снимаете на пленку? – изумленно спрашиваю я. – Это ведь жутко дорого!

– Привычка – вторая натура, – пожимает плечами старичок, бережно принимая у меня свое сокровище. – Я посвятил свои золотые годы фотографированию этой страны «от моря до моря и до моря».

Я не могу удержаться от улыбки.

– Не слишком ли много морей, Макс?

Он весело хмурит брови под панамой.

– У нас, между прочим, три океана, милая девушка. Не забывайте об Арктике!

«Как же, забудешь ее», – думаю я, вспоминая ледяные брызги на палубе «Полярного медведя».

– Значит, решили немножко разбавить свои океаны Америкой? – спрашиваю я у старичка.

Он бросает на меня озорной взгляд.

– Не дождутся. У меня зуб на теперешнюю администрацию. Вернусь, только когда они исправятся.

Он начинает любовно полировать линзы фотоаппарата, и я понимаю, что разговор окончен. Тем не менее я заинтригована.

– Вы ведь знаете, что мы едем в Ниагара-Фолс? Между прочим, это в штате Нью-Йорк.

Теперь в его улыбке сквозит жалость.

– Разумеется, юная леди. Только этот автобус идет на канадскую сторону водопада.

В ответ на мой ошарашенный вид новый знакомый начинает сочувственно похлопывать меня по руке, которой я судорожно схватилась за спинку сиденья.

– Ничего страшного, – говорит он. – Если вам надо на другую сторону, там есть мост.

Я вскакиваю с места и бегу к Абдулу.

– Стоять во время движения запрещено, – заявляет водитель.

Я сажусь на пустое сиденье у него за спиной, что не облегчает диалога. Тем не менее я стойко продолжаю.

– Мы ведь едем в штат Нью-Йорк, Абдул? – ору я.

– Отвлекать водителя во время движения запрещается! – кричит он в ответ.

– Я всего лишь спросила, куда мы едем, друг!

Отчаяние в моем голосе заставляет водителя сжалиться. А может, ему понравилось, что я назвала его другом. Он стучит согнутым пальцем по расписанию, приклеенному к приборной панели со стороны двери. Я встаю и начинаю читать.

– Стоять во время движения запрещено, – повторяет Абдул, и я торопливо отхожу назад, успев прочесть все, что хотела: «Ниагара-Фолс, Онтарио».

Я вновь достаю из чемодана телефон и минут десять ловлю прерывистый вайфай. Пункт назначения нашего автобуса – действительно Ниагара-Фолс со стороны Онтарио. Тем не менее Макс Хаммер прав. Между двумя Ниагарами есть круглосуточно открытый мост.

Я уже закрываю телефон, как вдруг приходит письмо от Томми. Я не слышала новостей из дома целую вечность и, волнуясь, открываю послание. На этот раз он меня не критикует, хотя и домой особо не зовет, только пишет, что больше недели назад пропала Рианна и Мерв в отчаянии. Томми скуп на детали. Он лишь добавляет, что в день моего приезда планируется финальная распродажа.

Я пишу, чтобы они не сдавались; Томми не отвечает. Вайфай постоянно пропадает, и я даже не уверена, что письмо отправилось. Я звоню. Телефон Мерва сразу переключается на автоответчик. Я в отчаянии набираю номер Доминика. Ничего. Что с вами, люди? Что за дурацкая привычка не отвечать на звонки?

Макс, который сидит через проход, вырубился. Панама сползла на один глаз, и он так сильно храпит, что один ус поднимается, как от ветра. Я завидую его безмятежности и злюсь, что не умею расслабляться.

Откинувшись на спинку кресла, я пытаюсь дышать, как учили на занятиях йогой. Я так близко. Почти у цели. Через несколько часов буду дома. Безумное путешествие закончится. И с магазином все будет хорошо. Иначе и быть не может.

Не успевает Абдул остановить автобус, как я хватаю чемодан и несусь к выходу. Городок напоминает Кони-Айленд. Казино, музеи восковых фигур, сувенирные лавки, кинотеатры: «Спешите увидеть водопад в 4D, как настоящий!» Зачем смотреть на водопад в кино, если он шумит прямо за дверью? Может, они для пущего эффекта поливают зрителей водой?

В любом случае у меня нет времени рассматривать все эти чудеса. Я машу на прощанье Максу Хаммеру с его «Пентаксом» и бегу к Радужному мосту через реку Ниагара. Насколько я могу судить, он скорее зеленый. В воздухе висит водяная пыль, а шум водопада заглушает остальные звуки.

От реки веет зимним холодом, и, подойдя ближе к мосту, я замечаю в воде куски льда. Вода, падающая на американскую сторону, принимает фантастические формы, перекатываясь через глыбы льда в основании.

Вайфай не ловит, но я в последний раз лихорадочно проверяю сообщения и, сунув телефон в карман, бегу к американской границе. Заходить на Радужный мост надо через стеклянную дверь, за которой стоят автоматы, принимающие канадские монеты достоинством в один доллар и американские купюры. Чтобы перейти на ту сторону, нужно просунуть в щелочку четыре четвертака. Раздобыть их можно в автоматах.

Это означает, что мне приходится вернуться на другую сторону дороги к банкомату. Я испытываю робкую благодарность, когда мне предлагают выбор валюты, и через несколько секунд впервые за долгое время держу в руках американские деньги. Скормив машине доллар, я поднимаю над головой чемодан и штурмую турникет. И вот я уже шагаю по пешеходной дорожке.

Уворачиваясь от туристов, делающих селфи и семейные фото на фоне заледеневшего водопада, я бодрой трусцой направляюсь на американскую сторону. На середине моста висит табличка и два флагштока, символически отмечающие самую протяженную неохраняемую границу в мире. Я знаю, что надо бы сделать пару снимков для «Экслибриса», но нетерпение слишком велико. И – о чудо! – на той стороне даже нет очереди на пограничный контроль. Я заставляю себя подойти к стеклянной двери, и меня подзывает жестом пограничник, готовый распахнуть дружеские объятия.

Как только я протягиваю ему паспорт, у меня за спиной раздается пронзительный крик.