Поворачиваю голову в ту сторону, куда он смотрит. Действительно флайер и действительно без эмблемы СБ — классический серебристый остроносый аппарат без опознавательных знаков.

Хмурюсь.

— Откуда тут гражданские?

— Сейчас узнаем, — не менее хмуро откликается Джек и уверенно направляется в обратную сторону — туда, куда пошел на посадку пролетевший над нашими головами флайер.

* * *

К тому времени, когда добираемся до места, у барака, где устроил себе временную резиденцию полковник Бристол, уже полно народа. И это не только синеодетые лондорцы, но и гражданские. Или не совсем гражданские: вон те четверо в черной форме и с внушительным разворотом плеч — явно чья-то охрана.

— Что за чертовщина? — бормочет Джек, все еще тащащий меня за собой за руку, как на буксире.

Кроме четверых охранников, у барака топчется какой-то щуплый долговязый тип с куцей косичкой и выбритыми висками, на которых красуются дужки поднятых на лоб солнцезащитных очков. На нем светлые холщевые брюки, открытые сандалии на голые ноги и белая рубашка. В руках — планшет. Он увлеченно тычет в экран пальцем и что-то недовольно втолковывает стоящей возле него худощавой женщине с крючковатым носом и зализанными в шишку волосами. Та неловко балансирует на месте, то и дело переступая с ноги на ногу из-за высоких каблуков-шпилек и узкой юбки-карандаш, однако жадно заглядывает говорящему в рот и часто кивает, как верная собака.

Изумленно округляю глаза. Да не может такого быть, мать вашу!..

Джек хмуро косится на меня, видя, как шок на моем лице сменяется широченной улыбкой от уха до уха.

— Это не чертовщина, — выдыхаю, наконец поверив, что то, что вижу, не мираж и не последствия солнечного удара. — Это — «Пятый канал», — заканчиваю восторженно. И пока он переваривает эту информацию, выдергиваю у него свою руку и галопом мчусь к ближайшему к нам чернокожему охраннику. — Луис, дай я тебя обниму!

— Кайя? — только и охает мой любимый телохранитель, принимая меня с разбегу в свои могучие объятия.

— Кто это? — пренебрежительно морщит нос мужчина в рубашке и с планшетом.

— Это — Пиранья, — с отвращением на лице констатирует Кларисса. — Она чокнутая.

Тот хмыкает, оценивающе пробегая по мне взглядом с головы до ног.

— Ничего так — фактурная…

Да, я такая!

Однако не успеваю ни ответить, ни как-либо отреагировать, ни хотя бы слезть с Луиса, как дверь барака резко распахивается.

— Что здесь происходит?! — гремит над нашими головами властный голос Богини Олимпа.

Смутившийся телохранитель немедленно ставит меня на землю и вытягивается по струнке.

Кло покорно тупит взгляд.

Тип с выбритыми висками красноречиво хмыкает, мол, сам не понимаю, разберись уж.

А я, вновь оказавшись на своих двоих, с достоинством одергиваю майку и поворачиваюсь к вышедшей на крыльцо женщине в белом брючном костюме.

— Привет, Карла! — Вскидываю подбородок.

Светлые глаза начальницы хищно прищуриваются, а уголок узких ненакрашенных губ раздраженно дергается.

— Здравствуй… Кайя.

Глава 63

— Нет, я совершенно не согласен терпеть эту солдатню! Это просто возмутительно! — раздается уже, наверное, в пятнадцатый раз за последние полчаса, и Кларисса, как верная псина, срывается с места и бежит подавать «звезде» свежие влажные салфетки, которыми тот постоянно промокает лицо и шею.

— Марио, может быть, воды? — Кло, отчаянно лебезя, заглядывает ему в глаза.

— Нет. — Развалившийся в кресле мужчина пренебрежительно кривит рот, бросая на Клариссу надменный взгляд из-под длинных белесых ресниц.

— А может, перекусить?

— Да нет же! — Теперь тот отмахивается от нее, как от надоедливой мошки. — Я. Хочу. Домой. Я неясно выражаюсь? Я говорю на иностранном языке?

— Вот и хоти дальше, — бормочет Джек себе под нос и отворачивается.

Благо его никто не слышит, а то началось бы. Вернее, начался бы — цирк, главный клоун которого всех уже достал. Даже Карла терпеливо ждет окончательное решение полковника. Сидит в предложенном ей плетенном кресле с бутылкой воды в руке и выражает свое нетерпение лишь помахиванием носком туфли.

Зато ее спутник отжигает на полную: то ему жарко, то Кло, надо понимать, выделенная ему в рабыни-услужницы, плохо машет на него веером, то дует слишком сильно, то… В общем, нелегко живется бедняге. И брюки помялись, и мозоль на пальце натерлась — почему Кларисса не взяла с собой мягкие стельки и отпариватель? О да, мучает Кло он с особым наслаждением. А той хоть бы что — виляет хвостом.

Закатываю глаза и тоже отворачиваюсь. Омерзительные. Оба.

Полковник отправился записывать сообщение для своего командования, а нам велел ждать в бараке, предоставив для ожидания пустую комнату, в которой уже имелось несколько стульев, плюс распорядился принести более удобные кресла из соседнего барака и обеспечить «дорогих гостей» едой и напитками — неплохой сервис в данных обстоятельствах.

И теперь, самый «дорогой» из гостей, устроившись по центру помещения, устраивает концерт, демонстрируя свою значимость. Театр одного актера, ага. Карла отдыхает в кресле, а Кларисса бегает вокруг своего подопечного. Охрана же разместилась у выхода, проигнорировав стулья. Не едят и не пьют, хотя холодильник с сэндвичами и напитками стоит прямо возле них. Тоже, видимо, какой-то свой протокол.

Кстати, мой приятель Луис неважно выглядит в полной экипировке на такой жаре. Был бы он белокожим, должно быть, уже раскраснелся бы, как вареный рак, а так только дышит тяжело и время от времени оттягивает ворот куртки у горла; лысина блестит от пота. Перехватываю его взгляд и киваю в сторону провианта, но Луис решительно качает головой. Ну точно, нельзя.

— Кто это вообще такой? — шепотом спрашивает Джек, склонившись к моему плечу.

Мы устроились в стороне от всех — подпираем подоконник единственного в комнате окна. Не знаю, попросил ли Джека остаться с нами полковник, или это его личная инициатива, но с ним точно веселее. Особенно учитывая тот факт, что, кроме холодного «Здравствуй, Кайя», за последний час Карла не сказала мне ни слова.

— Это, — хмыкаю, — сам Марио Мурильо.

— Ясно, что «сам», — язвит Джек. — Он ваш главный акционер? Почему перед ним все пляшут?

Тихонько усмехаюсь и смещаюсь к Джеку поближе, чтобы никто не подслушал, о чем мы тут шепчемся.

— Он — всемирно известный режиссер, звезда и все такое.

Джек кривится.

— Божок,