Шрифт:
Закладка:
Марина вышла из автобуса. Вечерело. Она огляделась и, увидев навес над остановкой, присела на скамью. Тут обычно и сидела ее родная мать, чтобы хотя бы мельком взглянуть на дочку каждое 15 августа. Марину охватила грусть, когда она заметила, что теперь здесь мимо проносятся автомобили с интервалом в несколько секунд.
Она медленно брела через поселок и подошла к Кан-Моли. Вынула из кармана ключ, вставила в замок пекарни и распахнула дверь. Ньебла подбежала и лизнула руку. Марина приласкала собаку и в ее сопровождении поднялась по лестнице на кухню. Взяла стакан, открыла кран, налила воды и выпила. Прислонившись к стойке, понаблюдала за Ньеблой. Единственное, что осталось у Марины в Вальдемосе, – эта старая собака с грустными усталыми глазами. А еще – призрак женщины, выносившей Марину в своем чреве. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Включила компьютер и, не присев на стул, просмотрела свою электронную почту. Пусто. Поднялась в спальню, разделась и легла спать; ее ожидала долгая ночь. Ночь скорби по умершей сестре. Ночь, полная вопросов без ответов: как быть с племянницей? Что делать с пекарней? С профессией гуманитарного работника? Со своей дальнейшей жизнью, наконец. И снова на ум пришла Лола. На этот раз Марина мысленно обратила ход событий вспять и увидела себя в утробе той незнакомки. Затем четко представила момент своего рождения, появления из тела женщины и пребывания на ее груди в течение нескольких секунд…
Марина заснула около четырех утра. В семь зазвонил телефон. В смятении она взглянула на часы и быстро спустилась в гостиную. В такое время звонить мог только Матиас.
– Слушаю.
– Привет, это я, – приглушенным голосом сказал Матиас. – Как там прошло вчера?
– Похороны прошли хорошо. Так, как она и хотела. А как твои дела?
– Марина, я не в своей тарелке… Впервые так нужен тебе рядом, а меня там нет.
– Но ведь это я велела тебе не возвращаться, – напомнила она.
– Неважно. Мне надо было вернуться, не спрашивая тебя. Уверен, на моем месте ты поступила бы именно так… Прости меня.
– Ничего страшного.
– Марина, теперь уже я не сплю по двое суток, обдумывая наши отношения. И…
Матиас умолк, и этот миг ожидания заставил сердце Марины дрогнуть. Она понимала, что Матиас устал ее ждать. У него появился страх, которого не было в те шесть лет, что они провели вместе. Разорвать с ней отношения означало сломать себе жизнь, окончательно ее уничтожить.
– Марина, я не раз говорил тебе это.
Матиас снова взял паузу. Казалось, ему с трудом дается каждое слово, будто он боится что-то высказать.
– Что случилось, Матиас? – встревоженно спросила Марина. – Я же приеду. Завтра позвоню в штаб «Врачей без границ», чтобы включиться в работу.
– У меня никогда не было желания стать отцом. Не знаю почему. Видимо, я – эгоист.
– Мы уже обсуждали это, – перебила его Марина.
– Позволь мне продолжить… Если хочешь, – он снова замялся, – можем вместе удочерить Наоми.
Ее сердце трепыхнулось, а по щеке покатилась слеза. Если бы они могли видеть друг друга, то наверняка улыбнулись бы, потому что прослезился и Матиас.
– Мне хочется продолжить мою полевую работу. Ну не вижу я себя в берлинской больнице, каждое утро в одном и том же месте. Это не осчастливит меня. И, если хочешь, можем остаться на Майорке, в твоем доме, а если позволишь, превратим его в наш. Навсегда. Я буду возвращаться каждые три месяца, чтобы быть с вами, с тобой и Наоми…
Оба не могли сдержать слез, ведь они так любили друг друга.
В конце ноября из Берлина прибыли десять ящиков с пожитками Матиаса. С одеждой, множеством книг по медицине, комиксами, которые устала перекладывать с места на место его мать, гидрокостюмом, многими парами обуви огромного размера, с ящиком с инструментами, включая электрическую дрель… Когда Марина увидела, как двое носильщиков тащат столько ящиков, она замерла. Где найти им место в доме площадью всего семьдесят квадратных метров?
Через месяц Матиас прилетел на Майорку. Войдя в свой теперь уже дом, он был тронут, заметив в гостиной на полках, рядом с книгами по медицине, многочисленные комиксы, которые ему не прочесть и за всю оставшуюся жизнь.
Неделю спустя Марина и Матиас начали проходить совместный курс обучения приемных родителей. Марину радовало, что Матиас не понимает и половины того, о чем тараторит женщина-психолог. Такое и вправду могло его отпугнуть. А Марте, убедившейся, что необычная пара любит друг друга даже на расстоянии, причем в десять раз сильнее, чем они с супругом, понадобилось всего два месяца, чтобы выдать сертификат пригодности для удочерения малышки.
Между тем Матиас познакомился с немецким пенсионером-архитектором, другом Урсулы. Вместе они начали обсуждать планы возможной реконструкции мельницы и быстро подружились. Как-то вечером Урсула пригласила их на ужин, и, пока женщины готовили еду, Матиас разобрал пишущую машинку, вынул ролики, ленту, каретку и с присущей ему настойчивостью починил ее.
Суд Аддис-Абебы приступил к рассмотрению дела об удочерении Наоми. Одновременно начались выплаты гонораров эфиопским адвокатам и долгое ожидание решения африканских властей. После ожидания дольше положенного и выплат больше, чем необходимо, жизнь наладилась. Наконец-то 1 мая 2014 года Наоми прибыла на Майорку.
Они вместе вошли в дом. Девочка высвободилась из рук Марины и помчалась в пекарню. Матиас и Марина беспокойно переглянулись, ведь малышка только что появилась в доме, где ей предстояло жить. Наоми наткнулась на мешки с майорканской мукой и запустила в один из них свои ручонки. Играя с мукой, она разглядывала белые ладошки, которые контрастировали с ее черной кожей.
– Ынджера (хлеб)? – спросила Наоми, рассматривая свои ручки.
– Да, это для «ынджеры». Из муки мы печем хлеб, – пояснила Марина, назвав «хлеб» по-испански.
– Хлеб, – повторила Наоми на испанском, снова погружая ладошки в мешок.
– Хлеб, да, это хлеб, – гордо произнесла Марина, услышав от дочери первое испанское слово.
Наоми схватила горсть муки и выбежала на улицу. Она разжала пальчики, позволив северному ветру смести муку. Ветер разбрасывал по полям острова маковые семена. Из них, как и ежегодно, вырастут дикие цветы.
Наоми показала ручонкой на поле.
– Хочешь туда?
Девочка кивнула. Марина поцеловала Матиаса, который неуверенно и молчаливо ждал ее указаний.
– Приготовишь что-нибудь перекусить?
– Да, сейчас, – ответил он.
– Матиас…
Он повернулся к ней; она улыбнулась, заглянула ему в глаза и на своем родном языке наконец-то произнесла два слова, которых никогда ему не говорила:
– Люблю тебя.
Наоми вцепилась в руку Марины и повела к маковым полям. Затем отпустила