— Не надо, — обронила Саша. — Я не хочу этого видеть.

И все же — сама не зная, зачем — пошла за девочкой и пять минут неотрывно смотрела, как та вертит перед ней новенькое розовое платье.

Действительно очень красивое.

— Вот хоть ты и целый комиссар, а все одно баба, — поморщился Федя. — Все бы вам платки да платья… Налюбовалась? Пойдем, ты мне обещала помочь с дробями же.

— С дробями? Какими дробями?

Федька страдальчески закатил глаза:

— Ладно, иди уже отдыхать… Толку с тебя, комиссар…

Саша послушно пошла к двери. С порога вернулась, схватила Настю, крепко прижала к себе. Девочка недовольно запыхтела, пытаясь в этот раз отстраниться.

Стоило невероятных усилий ее отпустить. Вести полк на пулеметы было не в пример проще.

* * *

Миллионы жертв — это цифры на бумаге, говорил Каин. Никто не плачет над цифрами. Каин вот не плакал, и все же он, при всем своем цинизме, наизнанку выворачивался, чтоб эти цифры стали меньше. Но пожертвовал бы он своими детьми ради цифр на бумаге? Саша прожила месяц в его доме, но так и не поинтересовалась, есть ли у него дети.

Любовь не знает жалости, говорила Вера. И Саша пыталась спорить с ней, но ведь и ее, Сашина любовь к человечеству не знала жалости к отдельному человеку. Они с Верой были сходны, и неудивительно, что Щербатов в Саше нашел замену сестре. Любовь не знала жалости, пока не появились дети.

Черт возьми, это же даже не ее дети! Она им не мать и не сестра, она никому не мать и никому не сестра. Это просто дети, такие же, как те, что гибнут каждый день от голода и войны, как те, что придут со своими родителями на чертову свадьбу. Такие же, как прочие цифры на бумаге.

Господи, о чем она думает? О чем она думала все это время? Она должна была знать, что Князевы обязаны присутствовать на свадьбе. Это ведь она — любовница, минутный каприз, постыдная слабость, а они-то другое дело! Они — воспитанники, у них официальный статус, их не могут просто взять и оставить дома в такой день. И она должна была об этом подумать… Она не подумала — почему? Почему запретила себе об этом думать?

Теперь ничего не отменить. Подготовка к свадьбе идет вовсю. Шьются наряды, развешиваются украшения, готовятся кушанья. Аким уже произвел расчеты. Взрывчатка доставлена в Москву и загружается под предлогом ремонта в основание купола. Сектанты-смертники отмаливают последние земные грехи перед иконами, где человеческая женщина прижимает к груди сына, зная, что его не спасти…

Она тоже однажды пожертвовала сыном. И пусть Новый порядок воцарится до скончания века, пусть миллионы людей умрут от голода, зная, что помощи им ждать неоткуда, пусть ад разверзнется и поглотит Землю — снова она этого не сделает.

Потому что есть предел тому, что можно требовать от человека.

Она может остановить это только одним способом.

— Саша, с тобой все хорошо? — Щербатов мягко коснулся ее плеча. — Ты что же это, заснула прямо за столом?

Она медленно подняла голову. Шея затекла, на руках остались полосы от края столешницы. Да, она действительно сидела за накрытым столом, уронив голову на сложенные руки. Сколько прошло времени? Около часа, должно быть. Да какая разница…

Щербатов обеспокоенно смотрел ей в лицо.

— Здорова ли ты, дорогая моя? Ты совсем бледна. Хочешь, уложу тебя спать? Но лучше б поесть сперва. Вот, выпей сладкого чаю, это поможет.

Сейчас ему будет больно. Не так больно, конечно, как если бы его придавило рухнувшим куполом храма. Но все равно немного больно, он успел до некоторой степени привязаться к ней…

Так уж сложилась ее жизнь, что она беспокоится сейчас о чувствах человека, которого собралась раздавить бетонными плитами.

Саша взяла фарфоровую чашечку в обе руки и выпила чай залпом, будто водку. Стало чуть легче. Андрей налил еще чаю, размешал сахар.

Саша уставилась на стол, за которым ужинала каждый день, будто впервые увидела его. Надо же, сколько в этом доме еды… Страна голодает, а здесь стол ломится от такой прекрасной еды… Что ж, она, пожалуй, поест сейчас. Едва ли доведется еще.

Любопытно, ее заставят раздеться перед расстрелом? В ЧК так делали — никакая одежда не оказывалась лишней, времена-то скудные. Да и теперь времена скудные. Впрочем, нравы при Новом порядке пуританские, так что, может, и не разденут.

Да вообще повезет, если расстреляют сразу. Пусть она отчасти устойчива к красному протоколу, однако есть и другие методы извлечения информации. Не такие удобные, но вполне действенные. Иллюзий о какой-то своей особой несгибаемости у нее давно уже нет. Сектантов не жаль, туда им и дорога. Аким, прости, не свезло тебе с комиссаром…

Саша не спеша намазала кусок булки желтым сливочным маслом. Положила сверху ломтик форели. Запила сладким чаем — Щербатов налил ей еще чашку. Ничего вкуснее она в жизни не ела. Отчего она так мало ценила это прежде?

— Съешь что-нибудь еще? — спросил Андрей. — Или лучше отвести тебя в постель?

В постель. В постель — это хорошо. Она может затащить его в постель напоследок. Она же всегда хотела его, вот так просто. Час-другой погоды не сделают. Скажет потом. Напоследок — это будет сладко.

Нет, так нельзя. Слишком жестоко. По отношению к нему — жестоко. Довольно жестокости уже. Довольно этого всего.

— Андрей, есть то, что я должна тебе сказать.

— Нет, родная моя, — живо возразил он. — Не стоит, право же. Я ведь знаю, что тревожит тебя…

Саша вцепилась в столешницу, отчаянно пытаясь сохранить равновесие. Скатерть смялась, посуда жалобно звякнула. Пара стоящих на краю бокалов на тоненьких ножках упала, усеяв паркет хрустальными осколками.

— Ты… знаешь?! Как?

— Ну разумеется, знаю, — он поднялся из-за стола, с шумом отодвинув стул. Принялся ходить по комнате, заложив руку за спину. — Я сам разбередил твою рану, извини за высокопарность… нашу общую рану. Ввел тебя в заблуждение, обманул, хоть и не имел такого намерения. Ты ведь понимаешь, что на самом деле я никуда не могу уехать. И тем более не могу увезти тебя, вернуть тебе свободу. Я не должен был этого тебе обещать.

Ну разумеется, он говорил о себе! Люди всегда думают прежде всего о себе. Это же так по-человечески…

— Я ведь причинил тебе боль?

— Нет! — ответила Саша чуть быстрее, чем следовало. — То есть да, немного… Ей-богу, что тут такого-то… У всех случаются… моменты слабости.

Она