– Стоп, – отрывисто сказала Энджи.

Джаспер вздрогнул, забыв, что за ним наблюдают еще два человека, и повернулся к режиссеру. Энджи подняла руку и уставилась на страницы перед собой, очки для чтения снова красовались у нее на носу. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

– Джаспер, ты можешь придерживаться сценария?

Он моргнул и кашлянул.

– Э-э, конечно. Я думал, что и так придерживаюсь. Прошу прощения.

Режиссер нахмурилась.

– Ты говоришь правильные реплики, но импровизируешь с режиссурой. Двигаешься не так, как указано в ремарках. Я знаю, что у вас обоих есть опыт импровизации, но мы хотим, чтобы все было строго по сценарию.

Он напрягся. Никаких импровизаций. Это было все равно что велеть ему не дышать. Но он понимал. Если у них плотный производственный график, то он не может сыграть сцену десятью разными способами и ожидать, что они потратят время на то, чтобы собрать все это воедино.

– Верно. Извините. Понял.

Кензи бросила на него взгляд. Он помнил его с тех времен, когда они встречались. Это был взгляд «не облажайся». Он кивнул ей. Понял.

– Начните сначала, – сказала Энджи.

Кензи снова начала сцену, и Джаспер старался изо всех сил, не отклоняясь от сценария ни на дюйм. К тому времени, как они подошли к финалу, его кровь бурлила, он почти чувствовал кайф. Кензи произнесла последнюю фразу и широко улыбнулась ему.

Они оба посмотрели на главных людей.

– Спасибо. Дайте нам несколько минут, – сказал продюсер Фил, наклоняясь к Энджи, чтобы посовещаться.

Джаспер последовал за Кензи в коридор. Как только за ними закрылась дверь, Кензи бросилась к Джасперу, обняла его и чмокнула в щеку. Он был слишком ошеломлен этим физическим контактом, чтобы ответить. Она прижала руки к его лицу.

– О боже мой. Ты справился! Мы справились. Это должно получиться!

Она наклонилась, чтобы снова поцеловать его, но он схватил ее за плечи и отстранил.

– Не надо.

Она моргнула.

– Что не так?

– Не нужно. Все эти штуки с поцелуями, – уточнил он, опуская руки. – Мы с тобой партнеры. Вот и все.

Она нахмурилась.

– Джас, на шоу мы все время будем целоваться. В первом сезоне у Авроры и Эдди есть романтическая сюжетная линия.

Его желудок скрутило от этой мысли.

– Это для роли. Мы не Аврора и Эдди. Я здесь не для того, чтобы снова начинать отношения. Мы не подходим друг другу.

Она бросила на него самодовольный взгляд.

– Прекрасно. Но ты наивен, если считаешь, что мы будем работать так тесно и ничего не произойдет. Наши отношения никогда не были на сто процентов профессиональными. Мы не очень хорошо чувствуем границы.

– Кенз…

– Можете вернуться, – сказал продюсер.

Джаспер с трудом сглотнул и последовал за Кензи обратно в комнату. Фил пригласил его и Кензи сесть за стол вместе с ними. Энджи постукивала ручкой по сценарию с задумчивым выражением на лице. Джаспер подумал, что его сейчас стошнит. Он вспомнил, как в последний раз ему сказали «нет» на прослушивании, и как это было похоже на то, что все его надежды рухнули. Но потом Энджи улыбнулась.

– Что ж, Кензи, ты была права, – сказала она, поворачиваясь к Джасперу. – Джаспер, мы думаем, что ты идеально подходишь на эту роль. Нам нравится атмосфера, и как только вы стали придерживаться сценария, вся сцена ожила. У вас двоих фантастическая химия. Я знаю, что вы собираетесь использовать агента Кензи, и нам нужно обсудить все прописанные мелким шрифтом детали, но я не собираюсь заставлять вас ждать. Мы с удовольствием предлагаем тебе эту роль.

Джаспер откинулся на спинку стула, в ушах у него звенело, сердце бешено колотилось. Кензи сжала под столом его колено, ее возбуждение было ощутимым. Они предложили ему эту роль. Он только что получил роль в шоу Netfix, сыграв персонажа, которого помогал создавать.

Джаспер Дирс, тебе только что вручили твою мечту.

– О чем ты думаешь? – спросила Энджи, ее брови исчезли под черной челкой.

Джаспер покачал головой.

– Думаю, что потерял дар речи. Спасибо. – Он не мог подобрать ни других слов, ни даже эмоций.

Внутри него было лишь много каких-то неясных воплей. Все его чувства, казалось, были заперты в каком-то хранилище, от которого у него не было ключа.

Он мог лишь думать: «Я этого добился! Наконец-то я этого добился».

Это узнают все. Его биологические родители, которые его бросили. Приемные родители, которые сказали ему, что он никогда ничего не добьется, если не научится хоть немного себя контролировать. Учителя, которые разочаровались в нем. И семья Дирсов, которая любила его и которой он хотел гордиться больше всего на свете. Все будут знать, что он наконец-то добился своего.

Но когда он пожал руку и поблагодарил режиссера и продюсера, когда он получил еще одно объятие от Кензи, когда он пошел со всеми ними, чтобы отметить это изысканным ужином, он не мог не думать: «Я думал, что это будет что-то лучшее».

Было ли это счастьем?

Может быть, чувство было настолько мимолетно, что, когда оно проявилось, он не понял, чем оно было.

То, что должно было оказаться эйфорией, было очень похоже на оцепенение.

Поэтому, когда Энджи заказала дорогое шампанское, чтобы отпраздновать это событие, после чего напитки полились рекой, Джаспер принимал каждый протянутый ему бокал. Он пил, пока не прошло оцепенение и его не наполнило шипучее головокружение. Он пил до тех пор, пока острые грани его мыслей не смягчились. И когда Кензи повела его к себе домой вместо того, чтобы вернуться в гостиничный номер, он и не подумал протестовать.

* * *

В пятницу вечером Холлин оставила попытки связаться с Джаспером. Она отправила ему несколько сообщений, чтобы узнать, как прошло прослушивание, но после его утреннего сообщения с просьбой пожелать ему удачи он так ничего и не ответил. И один раз, когда она пыталась дозвониться вчера вечером, звонок переключился на голосовую почту. Без сомнения, она поняла, что это означало: он получил роль. Если бы это было не так, он бы позвонил, сказал ей, что возвращается домой, и они все еще могли бы быть вместе. Единственная причина не звонить заключалась в том, чтобы отложить новости на следующий день.

Теперь она потеряет его официально. Она старалась не думать о том факте, что он был в Лос-Анджелесе со своей бывшей. Старалась не думать о том, как перед его отъездом они провели всю ночь друг с другом в постели, выкладываясь по полной, потому что, вероятно, это был их последний раз вместе. Теперь у нее не было на него никаких прав. Она была предоставлена самой себе – снова.