241

Когда Блок читал «Катилину» на лекции в Петроградской школе журналистики, вскоре после завершения эссе, он пояснил слушателям, что выбрал эту тему из-за ее актуальности для современников (Александр Блок, «Предисловие к лекции о Катилине, читанной в школе журнализма» (6:451–452)).

242

К примеру, заголовок газеты «Правда» от 19 января 1918 года заявлял о «распространении… пламени мировой революции» [Hackel 1975: 54].

243

А. Блок, «Что сейчас делать? Ответ на анкету», в его Собрании сочинений (6: 59).

244

Блок переработал предисловие в 1918 году.

245

О различиях для Блока между буржуазией и интеллигенцией см. его статью «Интеллигенция и революция», написанную за несколько месяцев до «Катилины» (6: 17).

246

Похожая характеристика Блоком современной ему России содержится в статье «Интеллигенция и революция» (6: 17–18), где он также пишет, что Первая мировая война показала: «Европа сошла с ума» (10). Его внимание к войне предполагает еще одну параллель между Римом и Россией: в «Катилине» он высказывается о войнах в Риме в первом веке до н. э. В «Интеллигенции и революции» (11) он пишет, что «под этим знаком – никого не освободишь», еще раз вызывая в памяти христианский «знак» императора Константина и Древний мир.

247

Как отмечает Барта, Блок отвергает «филологов» как последователей Саллюстия и Цицерона, на которых они опираются бездумно и неразборчиво. Барта, однако, полагает, что Блок, вероятно, пользовался трудами русского исследователя И. К. Бабста, который в 1856 году опубликовал статью о Саллюстии, которая предвосхитила комментарии самого Блока о римском историке [Barta 1995]. См. также Минц, «Блок в полемике с Мережковским», в [Минц 2000:619] по поводу более ранних связей, которые Блок усматривал между филологами и Мережковским.

248

В данном контексте интересно отметить реакцию Блока на итальянский город Равенна, который он вместе с женой посетил во время их поездки по Италии в 1909 году и увековечил в стихотворении «Равенна» в том же году. Блока впечатлило, как в городе сохранилось «раннее искусство, переход от Рима к Византии» – об этом он написал 13 мая 1909 года в письме своей матери (8: 284); как отмечает Фогель, «это было место, которое предпочло умереть естественной смертью, чем сдаться этому всепобеждающему чудовищу – современности» [Vogel 1983: 86]. Блоки планировали в этой поездке посетить Рим, но после Флоренции разочаровались в «больших городах» и изменили свой маршрут (8: 287).

249

Вместо письма Блок отправил Гиппиус стихотворение, которое она не поняла, и размолвка между ними продолжилась.

250

Как отмечает Д. М. Магомедова, статью «Интеллигенция и революция» можно читать отчасти как ответ на негативную реакцию Мережковского и Гиппиус на приход к власти большевиков; Магомедова полагает их двоих значимыми «адресатами» послания Блока [Магомедова 1999: 274].

251

Минц отмечает, что ницшеанский пафос «одного великого человека» романов Мережковского может быть противопоставлен блоковскому видению ветра, независимого от человеческой воли («Блок в полемике» в [Минц 2000: 619]. См. также [Bristol 1986: 157]). Дальнейший анализ отношений между мыслью Блока и мыслью Ницше см. [Паперный 1975; Паперный 1979; Labry 1951; Kluge 1967, ch. 4; Лавров 1991].

252

См. перефразированное описание Саллюстия (6: 67).

253

См. комментарий в записной книжке Блока от 12 мая 1918 года: «Одно только делает человека человеком: знание о социальном неравенстве» (ЗК: 406).

254

Хотя русская песня «Марсельеза» имеет то же название, что и французский революционный гимн, слова ее отличаются.

255

Письмо Ибсена Георгу Брандесу от 17 февраля 1871 года. Цитируется в «Катилине» Блока (89–90). Ибсен восклицает в продолжении: «Государство надо упразднить! В такой революции я приму участие!» Для целей Блока это значимо (хоть он и не цитирует последние строки). Высказывание Ибсена соотносится с более ранним интересом Блока к «мистическому анархизму»: вместе с Вячеславом Ивановым и Георгием Чулковым Блок призывал к полной свободе, особенно в политической сфере.

256

В идее Блока о непрерывной революции можно заметить влияние Евгения Замятина, с которым он в то время общался [Forsyth 1977: 113].

257

Список параллелей между «Катилиной» и поэмой «Двенадцать» см. в [Якобсон 1992: 73], а также [Минц 1980: 160]. Сравнение ночных сцен в «Катилине» и «Двенадцати»: см. комментарий к поэме Блока [Блок 1997–2014, 5: 371–372]. Якобсон [Якобсон 1992: 74–76] оценивает эти две работы по-разному, называя «Катилину» «чудовищной апологией чудовищностей» и «близнецом-уродом» поэмы «Двенадцать». Константин Мочульский называет «Катилину» «полукомическим недоразумением» [Мочульский 1948: 414]. Два современника Блока были добрее в своей оценке: Андрей Белый и Максим Горький восхваляли статью [ЛН 1982, 3: 485, примеч. 10; 4: 237], комментарий Белого см. также в «Примечаниях» (6: 503–504).

258

Как отмечалось в первой главе, в изображении русского народа можно проследить отголоски «Петра и Алексея» Мережковского.

259

См. [Паперный 1979: 93, примеч. 51], перечень текстов Ницше в библиотеке Блока. См. также [Библиотека Блока 1984–1986, 3: 243, 278].

260

«Бурный вихрь схватывает всё отжившее, гнилое, разбитое, захиревшее, крутя, объемлет его красным облаком пыли и, как коршун, уносит его ввысь», – заявляет Ницше (там же, 26). Отношение Блока к дионисизму, выраженному в его «Снежной маске», см. в [Паперный 1979:95; Лавров 1991: 174]. См. также [Pyman 1979: 263].

261

Как отмечает Паперный, хотя эта фраза и находится среди цитат из Ницше и не отделена от них в печатной версии записных книжек, по факту она является добавлением самого Блока [Паперный 1979: 92, примеч. 47].

262

Хотя Блок весьма тесно общается с Ивановым после революции 1905 года, из послереволюционной прозы Блока ясно следует, что дионисизм Иванова оказал долгосрочное влияние на творчество Блока.

263

См. [West 1970: 79; Rosenthal 1986: 19].

264

О