– С такими ранами не живут, – нахмурился я, но в ответ услышал лишь искренний смех.

– Живые не живут. А ту тварь я назвал немертвой.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

– Сам не знаю, – пожал плечами мой собеседник, – наверно, чтобы ты знал, что не довел дело до конца.

В ответ я хмыкнул и перевел взгляд на море. Какая уже разница, довел или нет? Я определенно получил столько ран, что вряд ли доживу до конца колокола. А здесь еще неплохо. Хотя бы нет боли, что преследовала меня последние несколько дней и которую мне приходилось давить во время сражений.

Забавно. Во время разговора я совсем забыл про холод, хотя сейчас, стоило мне отвернуться, меня снова заколотило. Все же интересное место, этот берег моря, что находится непонятно где.

– Даже не спросишь, кто я?

– А ты ответишь правду? Да и к тому же, я думаю, что знаю.

– Ха, – воскликнул он, – удиви.

– Ты тот, кто играет музыку, – сказал я, и обернулся к мужчине, что опять рассмеялся, но на этот раз уже не весело. – И что смешного я сейчас сказал?

– На самом деле то, что ты прав и ошибаешься одновременно, – ответил он мне и, видя немой вопрос, продолжил, – когда-то я действительно играл, вот только все те, кто слышал мою музыку, сходили с ума и превращались в еще более ужасных тварей чем те, с которыми пришлось столкнуться тебе. Потом я пытался давать инструменты, учил играть других, но сделал только хуже. Сейчас же я не стал никому играть или кого-то чему-то учить, лишь дал один дар.

– Какой? – спросил я и сконцентрировался на ответе. Мне казалась, что от его слов зависит очень много, поэтому весь обратился в слух. Настолько, что даже перестал слышать гром.

– Я дал дар слышать музыку, – ответил мне собеседник и, взглянув в мое лицо, продолжил, – ты понимаешь, о чем я.

– Значит это твой дар… А кто же играет?

– Для тебя? – я кивнул, – ты сам.

Я покачал головой и сказал:

– Я никогда не умел играть, а музыка была действительно красивой. К тому же она предупреждала меня об опасности. Почти каждый раз.

– Это была песнь твоей души, поэтому тебе и нравилось.

– А какая твоя?

Мужчина хмыкнул:

– А я не знаю. Иронично, что я могу играть другим, могу слышать чужие души или давать разумному дар слышать, а вот сам лишен такого.

Кивнув, я отвернулся и всмотрелся вдаль. Если он не слышит свою душу, значит ли это, что у нее его нет? Или же он просто не научился это делать? А смогу ли я услышать еще раз мелодию, если он отберет дар?

– Мы можем это проверить, – внезапно раздалось сбоку от меня, видимо, последний вопрос был задан в слух.

Подумав, я отказался. Все же терять часть себя, к которой привык, и которая составляет с тобой уже единое целое, не хотелось.

Так, продолжая стоять в тишине, мы провели свечу времени. Пока мужчина не повернулся ко мне и не спросил:

– Если бы ты знал, что умрешь прямо сейчас, то какую бы смерть выбрал?

– От старости, – буркнул я.

– А если такого варианта нет? – продолжал допытываться собеседник.

– Не знаю, – вздохнул, – наверно, я бы не хотел умереть от ран после боя.

– Значит быстрая смерть от вражеского клинка в бою, – протянул сероглазый, а в следующий момент раздался скрип стали.

– Что ты делаешь? – холодно спросил я, лишь случайно отбив невесть откуда взявшимся спагом стремительный выпад в открытый бок.

– Ты все равно умираешь, а так развлечешь меня напоследок, – мужчина ухмыльнулся, – только я сравнял шансы и забрал свой дар назад. Все же сражаться с тем, кто слышит собственную душу, так неприятно.

– Я тебя убью, – поставил я его перед фактом и атаковал.

Первые пробные выпады лишь прощупывали оборону и искали уязвимые точки. Еще в момент его внезапной атаки стало ясно, что он далеко не новичок и спаг держит если не постоянно, то очень часто. Все мои прямые уколы он умело отводил от себя, но пока что не парировал и не атаковал в ответ.

Через десяток ударов уже мне пришлось уводить его клинок от своего лица, вот только я не собирался дальше играть, поэтому сразу парировал следующий удар и атаковал вновь, стремительно перехватывая инициативу. На удивление, мужчина не растерялся. Видимо, он решил больше не поддаваться и стал чаще атаковать.

После очередного обмена ударами мы разошлись, и он, высокомерно задрав подбородок, сказал:

– Я засчитаю твою победу, если сможешь меня хотя бы оцарапать.

Не отвечая, я ринулся в атаку, взвинтив темп боя до предела. Стойки сменялись одна за другой, за выпадом следовал финт, за ним пируэт, потом косой удар. Я уклонялся, парировал, перекатывался. Бил руками и ногами, но не мог даже коснуться противника.

– Слабо.