так же шепотом, взял нужную сумму сотенными, вернул более мелкими купюрами, объединил с только что обменянными деньгами, положил в конверт, потом спереди и сзади положил рубли, заклеил его и поднес к окну.

— Вот, смотри, никто не догадается, что там огромная сумма, даже Ирина. Другого выхода я не вижу.

На самом деле я видел много выходов, но все они упирались в мой возраст и учебу. Хотелось промотать время хотя бы на два года вперед. Нет, нельзя — нужно придумать, как этим в буквальном смысле драгоценным временем воспользоваться.

— Опасно, — стояла на своем бабушка.

— Это единственный раз, — пообещал я.

Придется договариваться о заочном обучении и мотаться на закупки самому. На самолете. Слышал, сейчас нет таких весовых ограничений, как будут в будущем. Даже челноки умудряются в салоне возить товар из Турции.

В общем, подумаю, что делать, на это есть две недели.

— Ладно, — нехотя согласилась она. — Ирке не скажу, а то она и спать не будет.

— Правильно. — Я обнял ее и признался: — Как же я счастлив, что мы нашлись! Это прозвучит… не очень хорошо, но сейчас ты мне ближе, чем родная мать.

Бабушка сунула конверт в карман халата. Подумала немного и перепрятала в печь. Вздохнула:

— Я теперь не усну!

Пришлось ее успокаивать:

— Я понимаю риски, потому ни мама, ни брат с сестрой, ни друзья не знают, какие суммы через меня проходят.

— Какой ты у меня мудрый! Поговорил бы с Андрюшкой, а? Может, мозги бы ему вправил, а то совсем от рук отбился балбес, прогуливает, пропадает где-то.

— Пусть тетя Ира его вены проверит, — посоветовал я.

— Да ты что! Он балбес, но не настолько!

— Лишним, согласись, не будет, — говорил я, понимая, что прав, и что Андрюшу-гнилушу мне не закодировать от наркомании.

Или стоит попробовать?

Уже направившись к выходу, я кое-что вспомнил, обернулся и сказал:

— Ба, такое дело… Алексей, похоже, влюбился в маму, ухаживает за ней, цветы дарит, а она просила передать, чтобы он больше не приходил.

— Сами пусть разбираются, — отмахнулась бабушка.

— Вот и я так подумал.

В полседьмого я приехал на базу. Судя по звукам, приставка была включена, все облепили диван и смотрели, как Алиса играет, только Рам сосредоточенно колотил грушу.

— Завтра в четыре, в ДЮСШ, — вместо приветствия сказал он и добавил виновато: — А мне кажется, что я не готов!

— Ты отлично готов! — Я сунул в рот капу и надел перчатки. — Дафай!

Рам сделал ложный выпад, и я едва успел закрыться, кивнул — хорошо, мол. Воодушевившись, Меликов замолотил кулаками, как мельница.

Голова. Корпус. Голова. Я пятился, закрывался, чтобы поймать момент, когда он откроется, и не подставиться. Прямой. Боковой…

Я ударил вполсилы, и ему прилетело в челюсть, он отпрыгнул и стал осторожничать. В атаку пошел я, теперь он больше закрывался и ждал момент.

В этот раз я пропустил удар в печень — аж звезды из глаз посыпались.

— Бей вполфилы, — прошепелявил я.

— Прости, увлекся.

Мы скакали, обменивались ударами, и я понимал, что для парня с улицы Рам ой как хорош! Он настоящий боец, у него талант и упорство. Полумертвым будет биться.

Видя, что он устал, я объявил конец боя и сказал, стягивая перчатки и вытащив капу:

— Ты крут, правда. Все получится! В финал ты точно пройдешь, но мне видится и призовое место.

— Спасибо, Паш. — Он приложил руку к груди. — Это все ты.

— Сколько будет раундов? — поинтересовался я.

Рам выносливый. Он и пять продержится, а у юношей, насколько помню, их меньше.

— Физрук сказал, три по две минуты, минута перерыв.

— Нормально. Тебе выносливость позволяет, можешь выкладываться и не экономить силы. Но не увлекайся и не забывай об осторожности.

— Ты придешь за меня болеть? — спросил он с надеждой.

— Мы все придем, — пообещал я.

Наши по-прежнему рубились в приставку, только Инна, неприкаянно стоящая в сторонке, с тоской поглядывала на нас, точнее на меня. Видимо, она отыграла до Алисы, и ей теперь долго ждать.

Или нет? Или у нее что-то случилось? Я подошел и спросил прямо:

— Инна, у тебя какие-то проблемы?

Она мотнула головой. Потом кивнула. Снова мотнула. Глаза ее заблестели, и девушка шепнула, взяв меня под руку.

— Давай отойдем.

Все-таки что-то случилось. Мы направились к выходу, Инна остановилась возле моего мопеда, замерев, будто статуя. Потупилась, помолчала немного, будто решая, говорить или нет. Я молчал, не торопил ее — пусть соберется с силами.

Инна молча сунула руку в карман ветровки, протянула мне сложенный конвертом альбомный лист.

— Что там? — спросил я, собираясь его вскрыть.

— Нет! Прочти дома… пожалуйста.

— Ладно…

— Обещай! — настояла она. — И никому не говори, даже Райке, это личное.

— Обещаю.

— До завтра.

Ни с кем не прощаясь, девушка рванула по лестнице наверх, хлопнула дверь. Догонять Инну я не стал. Значит, так надо. Но на душе стало тревожно. В конце концов, если вскрою конверт сейчас, когда я тут один, что изменится? Вдруг ей помощь нужна?

Только я надорвал уголок, как подбежал Илья, огляделся.

— Ты чего здесь? Где Инна?

Я пожал плечами.

— Домой ушла. Ее никто не обижал? Она выглядела странно.

— Весь день такая, — ответил он. — И Рая ничего не знает.

Ох уж эти подростковые тайны и проблемы — самые великие в мире! Особенно девчонки любят говорить: «У меня проблемы». Родители меня не понимают, друзья не ценят, штаны жмут, собаки иногда принимают меня за фонарь…

Вот почему было просто не сказать? Воспользовавшись тем, что мы одни, Илья спросил, как мой дед, я ответил и предложил ему ездить со мной продавать кофе, начиная со следующих выходных.

— Две тысячи твои, — пообещал я и хлопнул его по плечу. — Девчонки любят богатых. Пригласишь Инну в кафе, цветы ей подаришь.

Илья сразу воспрянул и с радостью согласился.

В девять наши начали расходиться, и я честно терпел, не вскрывал конверт. Домой мы шли с Борей, и снова было не прочесть. Зато дома я закрылся в туалете и вскрыл письмо.

Оно было написано аккуратным девичьим почерком с наклоном влево.

'Наверное, это следовало сказать, глядя тебе в глаза, но мне не