Она протянула руку, и Левкротта, не отводя глаз, поцеловал ее:

– Доброй ночи, Мараклея.

– До скорой встречи, господин Данфер.

Она накинула капюшон, и створки, как по сигналу, распахнулись.

Кошка прошествовала вслед за хозяйкой. На пороге обернулась и благосклонно кивнула ему на прощание.

* * *

За время дороги Твила успела все хорошенько обдумать. Они почти все время молчали – каждый был занят своими мыслями.

Когда впереди замигали огоньки крайних домов, она нарушила тишину:

– Мастер…

– Да?

– Тот человек, которому вы должны отдать долг, – это ведь баронесса?

Мастер помедлил, не отрывая взгляда от дороги, потом кивнул:

– Да.

– И срок истекает в конце месяца?

Снова кивок.

– То есть… уже послезавтра?

– Именно.

– А вы успели собрать требуемую сумму?

– Почти.

– А много не хватает?

Мастер наконец оторвался от дороги и посмотрел на нее:

– Тебе не нужно об этом беспокоиться. За меня не волнуйся.

– Но…

– Твила.

Твила прикусила губу. Поравнявшись с крайним домом, они свернули на свою улицу. По пути им встретилось несколько жителей Пустоши. На разбитое лицо мастера они посматривали украдкой, а вот ей достались оскорбительно долгие взгляды и многозначительные ухмылки. Один раз – когда ученик мясника оценивающе окинул ее с ног до головы, – Твила покосилась на мастера, но он шел, погруженный в свои думы, и не замечал ничего вокруг. Это и к лучшему: незачем ему сейчас огорчаться еще и из-за слухов. Она, конечно, не ожидала от Розы сдержанности, но все же как обидно, как несправедливо! Твила прикрыла волосами горящие щеки и опустила голову.

Когда они зашли в дом, она помогла мастеру усесться в кресло – он поморщился, устраиваясь, а потом вытянул ноги и прикрыл глаза. Сама Твила отправилась на кухню за остатками ужина. Вернувшись, она застала его роющимся в какой-то сумке, но он сразу ее отложил.

Твила придвинула к креслу столик и примостила на него поднос с вареными яйцами, хлебом, заветревшимся кусочком масла и кувшином компота. Ели молча.

Она аккуратно распределила оставшийся комок масла тонким слоем по хлебу. Только это и помогло протолкнуть его в горло.

После трапезы Твила встала и потянулась, чтобы собрать пустую посуду, но мастер ее удержал.

– Погоди, потом уберешь.

Он поднялся, открыл сумку и достал оттуда какой-то кожаный чехольчик. Внутри оказался небольшой нож с коротким треугольным лезвием, напоминающим наконечник копья. Рукоятка с выемкой чуть изгибалась – такая сразу удобно ложится в ладонь.

– Держи.

– Что это? – Твила попыталась спрятать руки за спину, но он схватил ее ладонь и крепко сжал пальцы вокруг рукоятки. Потом развернул спиной к себе и сам встал сзади.

– Тут ничего сложного. Быстрый колющий выпад, вот так. – Он резко выкинул ее руку с зажатым ножом. Ноги у Твилы задрожали, а сердце учащенно забилось – от непонятного страха, а еще потому что мастер стоял совсем близко. Эту близость она ощущала даже через платье, и становилось жарко. – В грудную клетку не целься – чтобы попасть меж ребер, нужна сноровка. Лучше всего коротким ударом снизу вверх, под крайнее ребро, немного под углом, – он снова сделал движение, – и чуть провернуть, поняла? Еще можно в бедро, тоже снизу: держишь прямым хватом и бьешь в эту точку – попадешь в артерию или нерв. А если повезет, и туда, и туда. Нога сразу откажет.

Твила снова попыталась высвободиться.

– Зачем вы все это мне показываете?

Но он только крепче прижал ее к себе и прошептал в затылок:

– Так мне будет спокойнее.

– Мне ведь это не понадобится?

– Надеюсь, что нет. – Он отвел ее волосы с шеи. – Но пообещай, что постараешься это запомнить?

Твила резко выдохнула:

– Да.

– Хорошо. Поняла, как держать, или показать еще раз?

– Покажите еще раз.

Они тренировались с четверть часа. Когда мастер направлял ее руку, все казалось простым и понятным, но, стоило попробовать самой, и выпады получались вялыми и смазанными.

– Не так, сдвинь чуть ниже. – Он снова встал за спиной и обхватил ее руку. Пальцы Твилы вспотели, рукоятка то и дела грозила выскользнуть. – Вот так, теперь сама.

Когда получаться начало более-менее сносно, он сжал ее плечо и чмокнул в макушку:

– Хорошо, достаточно.

А потом, чуть пошатываясь, вернулся к оставленной в кресле сумке.

– Закрепи его как-нибудь и носи пока с собой.

Твила растерянно замерла:

– Вы куда?

– Только схожу к зеленщику, занесу лекарство от желудка. Я быстро.

– Давайте лучше я. А вы прилягте. Вы и так сегодня находились.

– Тут совсем рядом, и ты не знаешь дозировку.

– Мне пойти с вами?

– Собираешься возить меня к пациентам в инвалидном кресле? – проворчал Эшес, напуская в голос раздражения, которого сейчас не чувствовал. Он вообще ничего сейчас не чувствовал, кроме бесконечной усталости и ноющей боли во всем теле, от которой мутило.

– Нет, – потупилась она. – Но вы ведь скоро вернетесь?

– Конечно.

Мастер взялся за ручку двери:

– Запрись и никому не открывай, договорились?

Твила кивнула:

– Конечно.

Она вышла проводить его на крыльцо, и, как только он свернул к соседнему дому, вернулась внутрь.

Едва дверь за ней закрылась, Эшес пересек улицу и зашагал в сторону трактира.

Твила быстро огляделась и первым делом выпустила из дома Ланцета: «Беги, погуляй пока. Можешь найти Розу, она тебя покормит». Сначала она хотела оставить нож на столе, но потом передумала: она же обещала мастеру… Торопливо привязав его повыше колена, оправила подол и накинула шаль, а потом выскользнула наружу и углубилась в темный лабиринт улиц.

С каждым шагом расстояние между ними увеличивалось.

Глава 30, в которой все летит в тартарары

После ухода гостьи настроение улучшилось, и Левкротта, вместо того чтобы подняться к себе, как собирался, вышел в общий зал. Бутылку с остатками вина прихватил с собой.

На первом этаже было весело и шумно. Когда он вошел, все на секунду умолки, уставившись на него с откровенностью стада баранов, не подозревающих, что это дурной тон. В любой другой момент эти грязные рожи вывели бы его из себя, но после недавнего визита он стал на редкость благодушным.

В кресле спал какой-то посетитель. Левкротта спровадил его пинком на пол (тот так напился, что даже не заметил перемены) и устроился на его месте, закинув ноги на стол. Бутылку пристроил рядом.

Баронессу стоило помянуть добрым словом хотя бы за облегчение телесных мук. Интересно, что было в той серебряной склянке, которую передал ее слуга?

Пялиться потихоньку перестали, вернувшись к разговорам и возлияниям.

– Эй, трактирщик, что там у тебя с камином?