— Да ты что, шутишь, птаха! — как будто даже испугался его просьбы Кавун. — У меня сегодня по плану намечено неотложное дело. Не явлюсь — все к чертям летит вот на такой манер. — И для убедительности сделал руками вращательное движение, наглядно показывая, как именно «летит».

Кавун ушел, а Павлик обиженно сказал:

— Никогда не выручит, а ведь я сколько раз подменял его…

Полевода вспомнил, как Захар пришел к нему на выручку в первый день самостоятельной работы. Может быть, у Кавуна действительно задумано что-то серьезное и неотложное?

— Ну ладно, отдежурю как-нибудь, — решил Прудник, — похожу, поброжу, гляди, станет лучше.

Погода была хорошая. В неподвижном воздухе крупными мохнатыми хлопьями медленно падал снег. Чинно вышагивая, ребята с удовольствием бродили по пустынным улицам поселка, тихо беседуя. Фигуры их то появлялись в треугольниках света фонарей, то пропадали во тьме. Полевода знал Павлика давно. Учился он в другой школе, что в конце шахтного поселка, но им часто приходилось встречаться на соревнованиях по волейболу. Павлик, несмотря на невысокий рост, считался отличным волейболистом. Он легко бегал, был увертлив и прыгал так высоко, что порой казалось, будто в ступнях у него пружины.

Они проходили мимо строящихся пятиэтажных домов, скупо освещенных редкими фонарями, и Павлик, придержав Дмитрия за локоть, сказал увлеченно:

— Хорошо строить начали, быстро. Вот что значит поточный метод, железобетонные конструкции, крупные блоки. Если б еще как следует о планировке квартир подумали.

На перекрестке немного постояли. Павлик достал из кармана папиросы, протянул Дмитрию. Тот отказался.

— Я и забыл, что ты не куришь. — И, помолчав, спросил: — Ну что ж, пойдем дальше или вернемся? Что-то охота неудачная, — пошутил он.

— Пошли во Дворец.

Они пересекли светлое пятно фонаря и в темноте на противоположной стороне улицы заметили какую-то фигуру. Человек, видимо, торопился, шагал широко, напористо. Под мышкой небольшой бумажный сверток.

— Кавун, — сразу же узнал Павлик, — ухаживать подался. Да, дело у него действительно серьезное. Только мне думается, пустушку он там потянет. — В его голосе Дмитрий уловил насмешку и поинтересовался:

— А кто она?

— Правда, не знаешь?.. — удивился Павлик. — Нелюбопытный выходит. Бабаеда неродная дочь, Лариса. На подъеме работает.

Полевода даже придержал шаг: вот это новость!

Некоторое время шли молча.

— И давно Захар с ней встречается? — наконец спросил Дмитрий.

— Да ты что в самом деле! — возмутился Павлик. — Лариса видеть его не может. Это все Бабаед паутину плетет. Хочет сосватать их, богатым зятем обзавестись. Кавун начал уже дом рядом с ихним закладывать, на пять комнат.

— Зачем ему столько?

— Ну и наивный ты — «зачем»? Пыль в глаза пускает: поглядите, мол, какой я богач, любая за меня пойдет. А Лариса, знаю, обходит его строительство, как пропасть…

Он вдруг умолк, прислушался.

— Слышишь крики?.. Кажется, во Дворце.

Они бросились напрямик глухими заснеженными переулками, оставляя позади остервенелую собачью перебранку. Прибежали как раз вовремя. Какой-то рослый парень в расстегнутом суконном пальто, без головного убора, ломился в дверь фойе, где уже начались танцы под радиолу, а его не пускали. Парень размахивал руками, возмущался:

— Да я же билет куплю, вы, кролики! Или думаете, у меня денег нет? — Он сунул руку в боковой карман и вытащил смятые рубли и троячки. — На вот, бери, крольчиха, — сунул он деньги контролерше, уже пожилой женщине.

Та наотмашь ударила его по руке.

— Пошел вон! Я не нищая!

Деньги выпали из руки парня и разлетелись по заснеженным каменным ступенькам подъезда. Парень растерялся, не зная как быть: наброситься на контролершу или собирать деньги. В это время Полевода и Прудник вплотную приблизились к нему:

— Собери-ка свое добро, приятель, — приказал Павлик. Парень несколько секунд смотрел на него, словно старался разгадать, что за тип привязался к нему. Но вот он окинул блуждающим взглядом Прудника с ног до головы, и лицо его перекосилось.

— Ты чего привязался, кролик несчастный? — сквозь зубы процедил он. — Да я тебя одним щелчком…

— Ну, ну! — удержал его за руку Полевода. — Потише. Собирай-ка деньги.

Парень увидел красную повязку на рукаве и как будто даже обрадовался. Нелепо улыбаясь, он добродушно протянул:

— Дружина… Понятно… Вот вы-то мне и нужны. — Вглядевшись в лицо Полеводы, спросил: — Ты, кажется, новенький у нас на шахте? Будем знакомы: Антон Голобородько.

Дмитрий протянул ему руку. Тот крепко сжал ее. Полевода по мозолям сразу определил — забойщик. Затем Голобородько пожал руку Павлику, сказал просительно:

— Извини за «кролика». Это у меня такая привычка, — и принялся собирать деньги. Он захватывал их вместе со снегом и запихал в карман пальто. Справившись с этой нелегкой работой, пригладил взъерошенные волосы, натянул на лоб кепку и сказал просто:

— Пошли, что ли. Где там у вас штаб? — Глаза его пьяно блуждали.

— Ты бы шел домой, на кой тебе штаб, — посоветовал ему Павлик.

— Э-э нет, хлопцы! — протянул Голобородько, словно уличив дружинников в каком-то подвохе. — Вы не того, не дурите. В общежитие меня пьяного тетка Пашка, дежурная наша, ни за какие коврижки не пустит. А через дружинников — за милую душу. Позвоните ей только. Она любит, когда ей начальство звонит, — говорил он, с трудом ворочая языком.

Оставлять в таком состоянии парня одного было рискованно. Он мог где-нибудь по дороге в общежитие свалиться и обморозиться.

— Ну ладно, пошли. Только застегни пальто. Или тебе жарко? — сказал Павлик. Парень уловил насмешку в голосе, с трудом улыбнулся затвердевшими губами.

— Угадал, кролик, — и тут же спохватился: — Прости, браток. Верно, цыганский пот пробирает. — И наглухо застегнулся.

Двинулись в путь: парень посредине, Прудник и Полевода по бокам. Когда надо было перебрести сугроб, они брали пьяного под руки. Хотя тот и отпирался: «Да я сам, хлопцы. Что вы со мной, как с маленьким», — но сопротивления не оказывал.

— Что-то долго вашего штаба нет, — пожаловался парень, — возле Дворца б ему как раз и место или около пивной. Там больше всего шуму. — Он вдруг остановился, высвободил свои руки из рук сопровождавших и сказал решительно: — Стоп, машина! Отдохнем, гонимся за кем, что ли!

Павлик смел со скамейки у забора снег рукавом, сели. Голобородько сжал голову руками и, слегка покачиваясь, тоскливо произнес:

— И на кой мне такая житуха!.. — Затем вдруг выпрямился и, положив Полеводе и Пруднику на колени тяжелые руки, спросил: — А вам, хлопцы, не надоела шахта? Только начистоту…

— Работаем — не тужим, — отшутился Павлик.

— Мне не до смеху, — обидчиво буркнул парень и снова обхватил голову руками, — скука заела… Как те кроты в земле, света белого не видим. Существуем вроде б ради сытого брюха, — он опять выпрямился и ударил ладонями по коленям: — А