– Пора, – кивнул Андрей вахмистру, и полусотня казаков, бережно подхватив «подарок» для его превосходительства, поднялись на борт речной баржи.

Дождавшись, когда последняя лошадь будет заведена на борт, матросы втянули на палубу сходни и сняли с причальной пушки швартовый конец. Катерок протяжно загудел и, упираясь ржавыми скулами форштевня в жёлтую воду Сунгари, потянул неповоротливую баржу вниз по течению.

Андрей стоял на палубе, провожая глазами город.

Налетел холодный ветер, забросив на палубу горсть холодных брызг. Андрей поёжился.

Как быстро пролетело лето, с лёгкой грустью подумал он. Листья, вон – почти осыпались, да и вода в реке цвет поменяла. Хотя это, может, мне просто кажется, день-то сегодня пасмурный. Гадай не гадай – осень. А Дальний Восток – это вам, батенька, не Крым, хотя широта одна.

Катер вышел на стремнину и, набирая ход, бойко задымил трубой.

Решив не мерзнуть, Андрей потянул на себя заскрежетавшую железом тяжёлую дверь шкиперской надстройки и, цепляясь за леера[68], спустился в трюм к казакам.

– Ну, что, братцы, по чайку?