— не отрывал глаз от неровных строк Павел.

— Вот так. Юноша умер.

— И теперь?

— Все зависит от того, кто и как себя поведет.

— Ты уже принял решение?

Нужно ли было объяснять Павлу разницу между долгом командира и личным отношением к человеку? Огнян Сариев был слабостью Граменова. Не потому, что он сын Драгана, а потому, что генералу по душе была уверенность молодого офицера, его постоянный поиск нового. И даже наказывая его, генерал втайне восхищался его внутренним неугасимым горением и несгибаемым характером.

— У меня нет права выбора, — ответил после паузы Велико. — Они наши дети. Если мы будем давать им поблажки, то их позор тоже будет нашим.

— Не жестоко ли это?

Ответа не последовало, и Павел не стал повторять вопрос. Он хорошо знал это состояние Велико. Павел никогда не думал, что наступит такой день, а день этот пришел, и теперь им снова придется утверждать те принципы, за которые они столько лет боролись вместе.

Павел собрался идти, но Велико его остановил:

— Получены ли материалы к предстоящему учению? — спросил он, не выдавая своего волнения.

— Еще вчера.

— Совещание с командирами и начальниками штабов частей состоится в десять часов в малом зале. Приготовь документацию, — отдал распоряжение генерал, не отводя глаз от окна. — Это дело исключительной важности.

Туман на горных вершинах уже рассеялся. Только самая высокая вершина еще была закрыта тяжелым облаком.

«Опять будет дождь!» — подумал Велико и потер виски.

Ночь Драган провел на деревянной лавке перед домом. Оторванный от мира, он узнавал новости из рассказов своих детей или из приемника, который забывал выключить.

Только сам Драган мог наиболее точно определить свое состояние. Ему объявили мат, и он решил после этого, что сопротивление бесполезно. И тем более незачем пытаться увернуться от удара, если удар наносят свои. Он считал ниже своего достоинства признать себя виновным, так же как утверждать, что он вовсе не виновен. Драган отдал делу все силы, и, как напоминание об этом, остались скованные параличом рука и нога и затрудненная речь.

В последние годы много людей приходило к нему, но Драган встречал и провожал их, не проронив ни слова. К себе подпускал только Венету и Огняна. Когда он узнал о том, что жена его сына сбежала, бросив детей, он гневно махнул здоровой рукой и с трудом выговорил:

— Они и мои дети!

Он заставил жену побелить одну из комнат свежей известью и набрать самого лучшего винограда, чтобы встретить их.

Но Огнян не привел детей.

«Вот упрямый человек!» — думал о нем Драган. Виноград остался нетронутым на столе. Только осы в течение нескольких дней высасывали сок из янтарных гроздьев.

Однажды вечером Драган сел в свою инвалидную машину и привез к себе внуков, захватив и их постельки.

— Бросили их, словно они сироты. При живых родителях некому даже подать им стакан воды. Совсем с ума все сошли! Люди без совести, без сердца. Вместо того чтобы думать головой, они... — Он недоговорил. Жена стояла в дверях и делала ему знаки, чтобы он замолчал. Прошло то время, когда только он имел право говорить. Теперь она была хозяйкой положения, и он ей подчинился. Драган замолчал, но его помутневший взгляд выражал яростный протест. Он взял палку и весь день пропадал в лесу около виноградника.

Ему трудно было примириться со взглядами молодых на жизнь.

Еще тогда, когда Огнян привез жену с самой границы, Драган заметил в ее глазах какой-то особенный блеск, присущий своенравным женщинам. Он не сказал ни слова, потому что верил в сына. А когда за три года она родила двух детей, он уже больше и не присматривался к ней. От пожилых людей слышал, что женщина успокаивается после рождения второго ребенка. Однако и на этот раз Драган обманулся. В последнее время слишком много неудач преследовало его, но он сопротивлялся им из последних сил.

И именно тогда, когда он решил, что нужен только внукам и детям своим, а для всех остальных он уже мертв, пришло письмо о памятнике Ярославу. Уже двадцать пять лет прошло со дня смерти Ярослава, но этот человек заслужил почет и уважение всех поколений болгар. Однако Драган даже мысли не допускал, что Велико и Павел обратятся к нему за советом.

Венета принесла письмо, несмотря на то что он запретил ей заводить речь о них.

Как всегда, она спешила, даже пальто не сняла. Оставила подарки своим племянникам и хотела идти.

— Свари себе хотя бы чашечку кофе! — Драган посмотрел на ее усталое лицо и округлившуюся с годами фигуру.

— Кофе можно! — Венета открыла буфет, чтобы достать чашки и сахар. И в этот раз она приняла его предложение только ради того, чтобы не огорчать отца. Кофе и водка взвинчивали ей нервы, но и прогоняли усталость, возбуждали мысль.

— И до каких же пор ты будешь продолжать в таком духе? — Всегда, когда он видел ее, Драган ощущал свою власть над ней и не оставлял дочь в покое.

— Что ты имеешь в виду? — сморщилась от горького кофе Венета.

— Ты стала какая-то странная. Все ходишь, высматриваешь, а ничего вокруг себя не замечаешь. Или теперь это модно? — не без желчи спросил Драган.

— Что модно? — долгим взглядом посмотрела на него дочь.

Если бы не его болезнь, отец сейчас выглядел бы моложе своих лет. Волосы у него все еще были черные. После перенесенного инсульта головные боли прекратились, он уже не брил голову, не выискивал самые причудливые способы, чтобы облегчить свое состояние. Исчезла и его строгость, которая всегда ее пугала. Кротость делала его благородным, и Венета всегда уходила от него полная самых противоречивых чувств.

— Вы все стали похожи на помешанных, — резко сказал Драган. В тот день он был более придирчив, чем когда бы то ни было. — Тебе уже сорок два. Если мне не изменяет память, вчера исполнилось?

— Ну и что?

— Чем больше человек учится, тем больше он запутывается. — Драган встал, опираясь на палку.

— Неужели мама опять тебе наябедничала? — Венета