почему-то подумал, что такая чистота царит в домах старых и вредных дев.

Хозяин, вежливо отсалютовав бокалом, деликатно пригубил вино, Гуров последовал его примеру.

– Я сразу к делу, с вашего позволения. Видите ли, мне к вам посоветовал обратиться наш общий знакомый, протоиерей Федор Тугуз.

«И почему же я ни капли не удивлен?» – подумал Гуров, разглядывая своего визави.

Несмотря на залысины, скрытые бритьем головы, хозяину было немногим за тридцать. Чуть выше среднего роста, спортивный, гибкий, мускулистый, но с уже наметившимся животом. Лицо смуглое, приятное, скуластое, прямые, не нависающие брови, характерный для кавказца крупный нос. Взгляд очень быстрый, неуловимый, избегает прямого зрительного контакта. Одет и обут распрекрасно, дома – в брюках с идеальной стрелкой, в кремовой рубашке и аккуратном полувере, на запястье – дорогие часы.

– Ну а мое имя вам, наверное, ничего не скажет. Меня зовут Аслан, фамилия Нассонов. Прошу меня простить, я должен извиниться за это дешевое представление. Инсценировочка для отвода глаз. Ну, там, камеры-свидетели. Иначе нельзя было, по крайней мере, умнее я ничего не придумал. Эта квартира вас тоже, наверное, напрягает…

– В целом да, – признался полковник, дегустируя терпкий напиток.

– Да сам не знаю, зачем я ее взял. По глупости, статус. Типа, расти мне больше некуда. Я понимаю, я сам не любитель подобных кичовых блат-хат. И потом, в ней фиг знает, чем занимались. Вот, казалось бы, и ремонт сделал, и драили квартиру специально обученные люди, а ароматы не выводятся. Воняет, проще говоря. Но и в гостинице остановиться не могу, там же регистрироваться надо, – быстро говорил Аслан.

– У вас что-то не в порядке с регистрацией?

– Нет, в порядке. Но не с регистрацией. Лев Иванович, дорогой, послушайте. Я совершенно в безвыходной ситуации, и мне очень надо с вами поговорить, причем так, чтобы никто о нашей встрече не знал, а как это сделать, если каждый чих регистрировать? – Видимо, начиная нервничать, хозяин квартиры все ускорял и ускорял темп своей речи, так, что становилось трудно понять, о чем он, собственно, говорит.

– Меня уже познакомили с этим тезисом, – размеренно модулируя голосом, сообщил Гуров. Ему хотелось остановить извержение этого потока информации. – Только ведь о нашей встрече знают уже как минимум трое.

– Эти-то? Эти ничего не скажут, – ответил Нассонов, несколько замедлив темп речи. Хотя, быть может, потому, что думал о чем-то другом и более важном.

Наконец-то он замолчал. Гуров не спешил говорить. Молчать он умел долго и всерьез, никто лучше него не знал, как много важного говорится после долгого, плодотворного молчания.

– Сейчас, – пообещал Нассонов, – мне надо собраться с мыслями.

– Не торопитесь, – от всего сердца попросил Гуров.

– Да. Мне не хотелось бы, чтобы вы меня приняли за шизофреника.

– С чего это я вас должен принимать за такового?

Нассонов потер глаза, потом уши, потом ладонь о ладонь и произнес:

– Честно говоря, я сам не уверен, все ли в порядке у меня в черепушке. Ладно, что тянуть. С чего бы начать?

– Начните с главного, – предложил Лев Иванович, – очень удобно и традиционно: через середину и к концу.

– В самом деле, начну с главного.

Открыв серебряную визитницу, он протянул свою карточку: «Аслан Нассонов, генеральный директор, ООО «Система “Геп.”».

– «Геп.»? А почему вдруг с точкой?

– Это сокращенно. Целиком будет «Гепард».

– Понимаю. Как «И.П.К.».

Нассонов вздрогнул, но взял себя в руки. Посыл о том, что надо бы перейти к делу, он словил на лету:

– Лев Иванович, вы ведь знаете, как погиб Рустам Арутюнов. Вы же были там?

– Был.

– Он точно сам покончил с собой?

– Прежде чем отвечать на ваш вопрос, я должен выяснить, зачем вам надо знать обстоятельства смерти Арутюнова. Все-таки формально – тайна следствия.

– Видите ли, он был моим другом, можно сказать, братом. С детства. Мы росли в одном интернате. В целом были неразлучны все эти годы… до недавнего времени. Вместе начинали работать, и эта контора, вами упомянутая, – изначально моя идея. Рустам, он за пределами борцовского ковра медленно соображал, но был очень надежный. Ну, в смысле, мы два учредителя, потом разошлись по личным причинам… в целом сейчас неважно.

– В самом деле, это сейчас неважно, – мягко заметил Гуров. – Мне ни к чему знать подробности ваших отношений. Сейчас меня больше интересует, зачем именно вам знать обстоятельства его смерти? Даже при том, что вы были когда-то, по вашим же словам, друзьями.

– Были, – эхом повторил Нассонов и наконец вдруг посмотрел прямо. Теперь взгляд у него был тяжелый, глаза в черных кругах, белки красные. Гуров почему-то вспомнил, как отец Федор сказал: потухшие свечи.

«Очень точно и образно поп выразился…»

– Были… – снова повторил он, – до сих пор не могу привыкнуть. А почему мне надо знать? Потому, уважаемый Лев Иванович, что такая же участь ожидает и меня. И я боюсь. И не хочу. Я в жизни еще ничего хорошего не сделал, не то что Рустам.

– В этом вы не одиноки, – вздохнул Гуров. – Все мы в какой-то степени растратчики жизни и талантов. Но от нас-то мало что зависит. Все рано или поздно там будем. Но позвольте спросить, откуда такая уверенность в скором конце? Здоровье не в порядке?

Поднявшись, Нассонов вышел в другую комнату, погремел ключами и вернулся на кухню с толстой папкой. Надо же! Он, еще молодой, в сущности, человек, точно так же, как и старый генерал Орлов, недолюбливал высокие технологии и цифровые архивы. И точно так же все бумаги были подшиты суровой ниткой, только листы пробиты не шилом, как бедная Верочка, мучаясь, их пробивала, а каким-то инструментом. И как аккуратно, умело.

– А позвольте спросить, чем это вы дырки пробивали? – поинтересовался Гуров (глядишь, секретарше Орлова будет интересно).

– Дрелью, – ответил Нассонов, ничуть не удивившись вопросу.

В папке, в отличие от документов Орлова, было большое разнообразие материалов, хотя так же, как и там, все подчинялось внутренней логике и пребывало в порядке. Газетные вырезки и распечатки скриншотов, чеки, справки, ответы и запросы, множество иных документов – во всем этом бумажном море Нассонов был как рыба в воде. Возможно, он сам все их по листочку собирал или же он так часто обращался к этому «делу», что уже каждую бумажку знал «в лицо».

– Вы спросили, откуда мне знать, что недолго жить осталось. Я сам безумно не люблю бездоказательности и паникерства. И уж тем более, – он изобразил воздушные кавычки, – предчувствий.

– Да уж, пожалуйста, этого не надо.

– Не волнуйтесь, – успокоил собеседника Аслан, – все кратко, четко и по делу. Вот, извольте видеть, это моя отчетная документация