Шрифт:
Закладка:
– А у меня на тот момент был заработок всего 50 тысяч долларов, – сказал Башир гримёрше.
Но ни Майкл, ни Карен не отреагировали на этот рассказ. Запись прервалась.
После того, как камера была вновь включена, журналист стал вспоминать, на каком месте остановился их разговор. Он интересовался необычной жизнью Майкла в изоляции. Последовал вопрос о "насилии твоего отца" и "гнёта выступлений".
Джексон вспоминает время, когда он был совсем ребёнком, одиннадцати или двенадцати лет. У него был контракт с Мотаун, и он должен был работать в студии над альбомами, ездить в летние турне – всё по кругу. Майкл рассказывает о поле для бейсбола, которое находилось прямо напротив студии, через дорогу. Он вспоминает, как слышал играющих в мяч, резвящихся детей.
– И порой мне так страстно хотелось туда, к ним, поиграть немного, а не идти в студию и работать. Ну просто, знаешь, порезвиться с детьми, – делится Майкл. – Но я не мог, просто не мог.
Башир спрашивает, повлияла ли как-нибудь на Майкла невозможность пойти погулять или поиграть, когда он был ребёнком?
Джексон отвечает, что этот опыт принёс ему много печали. Когда он был ребёнком, он прятался на заднем дворе дома, и его матери приходилось отлавливать его, потому что он не хотел уезжать из дому:
– Я не хотел ехать [на гастроли]. Я хотел остаться дома и быть как все.
Башир спрашивает у Майкла, что он думает о своём отце, полагая, что если бы Джо не был столь строг, Майкл не стал бы так успешен. Джексон говорит что в этом есть доля правды, но повторяет, что ему всегда нравилось быть на сцене, петь и выступать. Однако, замечает Майкл, были и времена, когда ему не хотелось выступать:
– Мне хотелось просто повеселиться, узнать что такое слоняться с приятелем, или что такое вечеринка с ночёвкой, или день рождения, которых у нас никогда не было. Или Рождество, которого у нас никогда не было.
Башир делает комплимент Майклу, говоря, что он "музыкант, который написал мелодии всей нашей жизни", и что благодаря его музыке "сложились мои романтические вкусы". Башир озадачен, почему человек, который принёс миру столько счастья и изумления, оказался столь критикуем другими людьми.
Джексон отвечает, что не понимает постоянной критики, объясняя, какую боль это ему причиняет: отдавать так много, вкладывать своё сердце – и получать в ответ столько жестокости. Он не понимает, почему в людях столько злости, особенно учитывая, что всё, что он хочет – это дать людям счастье и возможность хоть ненадолго уйти от действительности.
– Зачем обижать парня, который хочет внести немного солнечного света в вашу жизнь? За что? Я не понимаю, – говорит Майкл.
Башир говорит, что Майкла резко осуждают за всё, включая то, что он делал пластические операции. Что все люди заботятся о внешности, но ему не понятно, почему пластика стала публичным актом порицания именно для Майкла.
Майкл отвечает, что знаменитости всегда делали пластику, и заметно разозлён тем, что пресса объявила его "одержимым пластической хирургией". Джексон говорит, что он не делал со своим лицом и доли того, что ему приписывают, утверждая, что его глаза остались теми же, щёки и губы – его собственные.
Башир интересуется: сделал ли Майкл когда-нибудь что-то такое, что сочли правильным?
Джексон отвечает: чтобы он ни сделал, всегда найдётся кто-то, кто отзовётся об этом плохо. Без разницы, хороши ли его стремления, но всегда найдётся злопыхатель, который сведёт на нет все его усилия.
Башир спрашивает о "секретном" деле. Оно называется "Международный детский праздник", и это видение Майкла, его надежды помочь делом.
Джексон говорит, что есть День Матери и День Отца, но нет Дня Ребёнка. Майкл представляет себе этот день, который будут праздновать во всём мире. Это будет выходной день, свободный от школьных занятий, когда родители проводят всё время с детьми, отправляются в парк, на пляж, в магазин игрушек, и просто занимаются целый день тем, что хотелось бы ребёнку.
– Если бы у меня был такой день в детстве, когда я рос, мои отношения с отцом были бы совершенно другими, – говорит Майкл. – Он никогда не играл со мной в игры, я никогда не играл с ним, ни разу, ни в одну игру. Если бы он заставил себя, ну хотя бы на выходных, если бы сказал мне: "Майкл, сегодня День Ребёнка, пойдём в магазин игрушек?" – мои чувства к нему были бы совсем иными.
Майкл говорит о преступлениях, которые сегодня можно увидеть в школе. Он замечает, что эти преступления – протест для привлечения внимания, ведь дети слишком часто предоставлены сами себе. Он настаивает, что если бы дети видели больше любви и внимания в жизни, в них не было бы столько гнева.
Башир обмолвился, что один из их совместных планов – поехать в Африку, в ту её часть, где дети не доживают до своего пятого дня рождения из-за СПИДа. Ему хотелось бы знать, что Международный День Ребёнка мог бы сделать для этих умирающих детей из Африки.
– Для этих детей из Африки? – переспрашивает Майкл. – О, это принесёт много удовольствия ребёнку, даже если ему остался всего лишь час. Я видел умирающих детей, светящихся от радости. Я видел детей, которым давали только неделю до смерти. Говорили, что у них раковые метастазы по всему организму. И я говорил: "Позвольте мне позаботиться об этом ребёнке, просто дайте нам немного времени побыть вместе". И они приезжали в Неверленд.
Люди в суде были зачарованы, внимая Майклу на записи. Некоторые присяжные были потрясены, услышав, что Майкл видел полностью излечившихся онкологических больных. Майкл упомянул маленького мальчика, который полностью избавился от раковой опухоли и вновь отрастил волосы после посещения Неверленда. Джексон говорит Баширу о силе любви и молитвы. После Башир говорит: "Снято".
Без камеры, Башир пожимает руку Майклу и благодарит его за то, что он "необыкновенный". Он обещает Майклу, что расскажет всем историю его жизни. Он расхваливает Майкла за то, что он заботится о брошенных детях и продолжительно недоумевает, почему пресса пишет о
