Передача Коломны Юрием Дмитриевичем Василию II могла быть решением, принятым в духе сохранения традиций соправительства, заложенных Иваном Калитой, это должно было также обеспечивать внешнюю безопасность московских рубежей.

Разделение Москвы с великокняжеским столом и Коломны, традиционно имевшей статус великокняжеского города, в принципе, могло произойти. Выделение крупной городской общины, второй столицы, в центр новой самостоятельной земли было характерным явлением для истории городов-государств Древней Руси. Но, как показали дальнейшие события, эти центробежные тенденции уже оставались в далеком прошлом и были неприемлемы на путях развития Московской земли.

В 1433 г. Юрий Дмитриевич отпустил Василия II в Коломну и «всехъ бояръ его с ним» [ПСРЛ, т. XII: 18]. Безусловно, что ко второй четверти XV в. в Москве сложился аппарат управления великого князя. Он был ориентирован на службу старшей по происхождению княжеской линии династии Даниловичей.

После перехода Коломны Василию II, потерявшему московский стол, начался массовый отток людей во «вторую столицу» Московской земли. Присутствующая в летописях неопределенная характеристика беглецов – «многие люди», «от мала и до велика» – вводила исследователей в заблуждение [ПСРЛ, т. XXVI: 190; т. VI: 65; т. XXV: 251]. Историки XVIII–XX вв. часто оценивали этот отъезд в Коломну как проявление воли всех горожан или даже всего народа [Карамзин 1993: 144; Погодин 1846: 149; Забелин 1881: 761]. С. М. Соловьев, напротив, считал, что в Коломне великому князю удалось соединиться с теми вооруженными силами («боярами, воеводами, дворянами, слугами»), которые он не смог собрать перед встречей на Клязьме. Он писал, что «около Василия собрались все те, которые пришли бы к нему и в Москву по первому зову, но не успели этого сделать, потому что Юрий напал на племянника врасплох и этому был обязан своим торжеством» [Соловьев 1988: 386].

Подробно состав тех, кто бежал в Коломну, представлен в Ермолинской летописи: «Москвичи же вси, князи, и бояре, и воеводы, и дети боярские, и дворяне, от мала и до велика, вси поехали на Коломну к великому князю, не повыкли бо служити удельным князем» [ПСРЛ, т. XXIII: 147]. Служба «галичским князьям» [ПСРЛ, т. V: 265], от которой отказывались москвичи, должна была вызвать серьезные перестановки в управлении Москвой. Это не могло не учитываться в ближайших к верховной власти кругах.

И. Е. Забелин связывал усобицы второй четверти XV в. с разделением в боярской среде, он считал, что своими успехами в захвате Москвы как Юрий Дмитриевич, так и впоследствии Шемяка были обязаны «боярской крамоле» [Забелин 1881: 760–762]. И. Д. Беляев, наоборот, именно в московском боярстве видел основных врагов галичских князей: «В Москве по характеру боярства не доверяли Юрию и ненавидели его и все его семейство; Юрий со своей стороны также не доверял московскому боярству» [Беляев 1999: 398].

С. Б. Веселовский представлял бегство в Коломну как следствие наметившегося расслоения среди бояр[258]. А. Б. Мазуров полагал, что в Коломне «Василия II поддержало старомосковское боярство и его домениальный город, включая и его церковную организацию» [Мазуров 2001: 148].

Л. В. Черепнин и И. Б. Михайлова ставили во главе движения в Коломну, прежде всего, служилых людей[259]. Так же рассматривал ситуацию и А. Л. Юрганов [Юрганов 1998: 168]. Московская боярская аристократия и формирующийся слой служилых людей не могли отказаться от своего высокого статуса, уже вполне сложившегося ко второй четверти XV в. Отъезд в Коломну был выбором московского боярства и служилых людей, теснимых двором нового правителя.

Видимо, правление звенигородского князя в период между 25 апреля и 28 сентября 1433 г. выявило серьезные противоречия между ним и аппаратом управления предыдущего владельца московского престола. Трудно согласиться с мнением, что Юрий Дмитриевич, как и после его сыновья, с «“провинциальными” представлениями», попросту не смог разобраться в работе двора великого князя[260]. Л. В. Черепнин указывал, что «московские бояре, перешедшие на сторону Юрия (вроде Всеволожского), также накопили за те же годы, в которые они стояли у руководства политической жизнью Московского княжества, большой организационный опыт и пользовались авторитетом у различных групп землевладельцев и горожан» [Черепнин 1960: 758].

Невозможно представить, что Юрий Дмитриевич, долго правящий в подмосковном Звенигороде, ходивший в успешные военные походы по поручению Василия I, имевший надежную поддержку в Галиче, сформировавший сильное войско, одержавшее победу над великим князем на р. Клязьме, не обладал своим кругом бояр и служилых людей[261]. О наличии таких людей косвенно свидетельствует договор конца XIV в. между Василием Дмитриевичем и Юрием Дмитриевичем[262]. Служилые люди, помогавшие ему в ратном деле, должны были стать теми, на кого он мог опереться в управлении Москвой. Возглавить эту группу вполне мог С. Ф. Морозов, представитель московского боярского рода, одновременно галичский и звенигородский землевладелец[263]. Он, вероятно, и оттеснил И. Д. Всеволожского, который немало способствовал приходу к власти Юрия Звенигородского и имел все основания рассчитывать на высокое положение у великокняжеского престола.

В Никоновской летописи представлено описание конфликта московских бояр Семена Морозова и Ивана Всеволожского [ПСРЛ, т. XII: 18]. Таким образом, Всеволожский был вынужден покинуть лагерь Юрия Дмитриевича и бежать к Василию II с надеждой на прощение [ПСРЛ, т. XXVII: 344]. Отъезд Всеволожского и убийство Морозова Василием Юрьевичем и Дмитрием Юрьевичем привели к потере контроля над ситуацией в городе звенигородским князем, и стало «непрочно ему седение на великом княжении» [ПСРЛ, т. XXIII: 147], «не остался у отца ихъ Москвичь никого» [ПСРЛ, т. V: 265]. Юрий Дмитриевич покинул Москву, заключив с Василием II мирный договор [ДДГ: 75–80 (№ 30)], но ненадолго.

A. Л. Юрганов писал: «Юрий Галицкий вынужден был уйти из Москвы и уступить власть великому князю, потому что создана была уже система власти, которая предполагала, что служить выгоднее одному роду, ибо возникла, прежде всего, корпоративная связь великого князя как представителя определенной семьи с жалуемыми служилыми людьми» [Юрганов 1998: 168–169]. Вероятно, отчасти ситуация сложилась именно так.

20 марта 1434 г. звенигородский князь снова разбил войско великого князя у Николы на Горе в Ростовской земле. На его сторону перешел бежавший в Тверь союзник Василия II можайский князь Иван Андреевич. Соединение сил двух местных князей, имевших высокое положение среди Московской династии Даниловичей, видимо, было многообещающим, так как и в третий раз представитель мятежной галицкой семьи Дмитрий Шемяка захватил Москву с помощью Ивана Можайского.

B. Н. Бочкарев и Н. С. Борисов отмечали непростой характер решения великого князя: Василий II после поражения в битве снова не стал искать убежища в Москве [Бочкарев 1944, т. II: 45; Борисов 2003: 43]. На этот раз Василий II отъехал к Новгороду [ПСРЛ, т. XXV: 251]. Борисов писал: «Несомненно, здесь скрывалась та же причина, что погнала его прочь из Москвы после поражения на Клязьме весной 1433 года. Молодой великий князь