показывает, что капитуляция Японии была еще под большим вопросом. Один неверный шаг мог нарушить хрупкое равновесие, в корне изменить ситуацию и направить Японию по пути продолжения войны, которое дорого бы ей обошлось. Ключевая роль в этом раскладе сил принадлежала Анами, но он пока так и не определился, какую сторону занять.

Для того чтобы предотвратить этот разворот на 180 градусов, Мацумото и Хасэгава из агентства «Домэй» решили как можно скорее отправить союзникам уведомление о том, что Япония принимает требования Потсдамской декларации при одном условии. Поскольку все новости, передающиеся в коротковолновом диапазоне, должны были пройти военную цензуру, они тайно отослали морзянкой сообщение под заголовком «Япония принимает Потсдамскую декларацию». Им удалось передать текст сообщения трижды, прежде чем военные цензоры узнали об этом и прервали передачу Ёсидзуми возмущенно протестовал против этого. Он боялся, что известия о решении японского правительства остановить войну могут подорвать боевой дух солдат на передовой. Однако в течение следующего часа информационное агентство «Юнайтед Пресс» начало передавать новости о том, что Япония приняла требования Потсдамской декларации. Трумэн узнал об этом 10 августа в 7:33 утра (20:33 по времени Токио)[393]. Страшно подумать, что могло бы произойти, если бы в США узнали о воинственном обращении министра Императорской армии к солдатам до того, как «Домэй» передало сообщение о капитуляции. Благодаря Мацумото и Хасэгаве новость о том, что Япония согласилась на условия потсдамского ультиматума, мгновенно распространилась по всему миру.

Трумэн отказывается принимать капитуляцию Японии с одной оговоркой

10 августа в 7:30 утра по вашингтонскому времени американские службы радиоконтроля перехватили сообщение, переданное информационным агентством «Домэй». Это были те новости, которых Трумэн ждал с таким нетерпением. Хотя пока что это заявление не было официально передано по дипломатическим каналам, Трумэн немедленно созвал срочное совещание с участием Бирнса, Стимсона и Форрестола, велев им явиться к нему в кабинет в 9 часов, чтобы обсудить ответ. В тот миг, когда Стимсон увидел текст японского уведомления о принятии ультиматума, он понял, что сбылись его худшие опасения. Прокручивая в голове воспоминания о своих потсдамских встречах с президентом и госсекретарем, он устремился в Белый дом, где Трумэн, Бирнс, Форрестол, Леги и советники президента уже ждали его[394].

Историки единодушно сходятся во мнении, что главная роль в том, что США отклонили капитуляцию Японии с одной оговоркой, принадлежит Бирнсу. Однако одно обстоятельство, проливающее свет на то, каков был ход мыслей госсекретаря, осталось ими незамеченным. Джозеф Баллантайн получил информацию о небезоговорочной капитуляции Японии по коротковолновому радио в 7:30. Японское условие о сохранении императорских прерогатив сразу же насторожило его. Баллантайн поспешил в Госдеп, чтобы встретиться с Грю и Думэном, и сказал им: «Мы не можем пойти на это, потому что прерогативы императора безграничны, и, если вы согласитесь с этим, вашей борьбе с японцами не будет конца». По иронии судьбы, именно проимператорски настроенная троица из Госдепа (Баллантайн, Думэн и Грю) первой поняла важность поправки Хиранумы.

Теперь необходимо было убедить Бирнса, изначально склонного согласиться с этим требованием японцев, что сохранение императорских прерогатив, на котором настаивал Токио, будет несовместимо с достижением основной задачи США в этой войне. Грю вместе с Думэном и Баллантайном дважды разговаривали с госсекретарем, пока Бирнс наконец не согласился с тем, что, несмотря на усталость от ведения войны, они не могут принять капитуляцию Японии с такой оговоркой[395].

Тот факт, что Бирнс был готов заключить сделку с Японией, несмотря на свою приверженность требованию о безоговорочной капитуляции, малоизвестен. Зная о предыдущих заявлениях Бирнса о безоговорочной капитуляции и о его возвращении к этой точке зрения, трудно поверить в то, что госсекретарь США собирался принять капитуляцию Японии со встречным условием. Тем не менее нельзя считать свидетельство Баллантайна полной выдумкой и отмахнуться от него. Бирнс знал, что Трумэну не терпелось поскорее закончить войну. Несмотря на две атомные бомбардировки, Япония не капитулировала и Советский Союз продолжал захватывать Маньчжурию. Бирнс рассчитывал на то, что Стимсон, Форрестол и Леги будут настаивать на том, чтобы принять предложение японцев. Тем не менее, даже если на какой-то миг он склонился к тому, чтобы согласиться с условием Японии, он быстро передумал[396].

Президент начал совещание с того, что задал его участникам ряд вопросов. Должны ли они счесть это сообщение из Японии уведомлением о согласии с требованиями Потсдамской декларации? Могут ли они допустить сохранение императорского строя и при этом выкорчевать японский милитаризм? Должны ли они вообще принимать капитуляцию Японии, учитывая существенное встречное условие, выдвинутое Токио? Бирнс ответил, что его беспокоит это условие и что он сомневается в необходимости соглашаться на него после всех публичных заявлений Рузвельта и Трумэна о безоговорочной капитуляции. В своих мемуарах он, однако, приводит другую причину:

Хотя я точно так же желал завершения войны, мне пришлось возразить ему, сказав, что нам было необходимо, чтобы это соглашение было утверждено британцами и русскими; так как они одобрили Потсдамскую декларацию, в которой были слова «безоговорочная капитуляция», то любое отклонение от этой формулировки могло привести к задержке, связанной с получением их согласия на это [Byrnes 1958: 305][397].

Если Бирнс и выдвинул такой аргумент, то только как предлог для того, чтобы ответить отказом на предложение японцев, поскольку он знал, что Великобритания согласится на это условие. Что касалось Советского Союза, то Бирнс не видел никакого смысла в том, чтобы обсуждать этот вопрос с русскими. Странно, что он не сделал акцент на самом сильном доводе против принятия предложения японцев: оно шло вразрез с главными целями, которых добивались США в Тихоокеанской войне.

После Бирнса слово взял Леги. Он сказал, что «с позиции простого здравого смысла» сохранение за императором его места является пустяком по сравнению с перспективой затягивания войны. Тогда президент попросил высказаться Стимсона. Военный министр сказал, что, даже если бы этот вопрос не был поднят самими японцами, Соединенным Штатам все равно пришлось бы оставить на троне императора, чтобы убедить многочисленные разрозненные японские армии сложить оружие и уберечь американцев «от множества новых кровопролитных Иводзим и Окинав в Китае и Голландской Ост-Индии». Японские армии признают только авторитет императора. В своем выступлении Стимсон ничего не сказал по поводу того, поможет ли принятие предложения японцев решить те задачи, которые стояли перед США в этой войне. Он также предложил, что, поскольку, «пока будут решаться все эти вопросы, неизбежно наступит своего рода перемирие, и <…> [поскольку] такое