русского посольства в Лондоне. Они были вынуждены просить университет о ссуде. В протоколе заседания сената (ученого совета) университета от 11 августа 1762 г. имеется запись о том, что сенат решил кредитовать их на сумму 40 фунтов стерлингов. Вручить эту сумму молодым людям было поручено профессору Смиту, и он же доложил сенату 27 октября того же года, что ссуда погашена ими[69]. Можно думать, что Смит был в это время их непосредственным руководителем по учебе.

Экономические вопросы занимали центральное место в лекциях Смита по юриспруденции. В этих лекциях поднимались многие вопросы, развитые впоследствии в капитальном труде «Исследование о природе и причинах богатства народов». В частности, Смит много говорил об эволюции собственности по мере развития человеческого общества, и эта тема впоследствии заняла видное место в сочинениях Десницкого. Третьякова интересовали вопросы, которые излагались Смитом в разделе «О причинах медленного прогресса благосостояния».

После отъезда Смита руководство русскими студентами принял на себя его ученик, молодой профессор Джон Миллар, имя которого тоже занимает почетное место среди деятелей шотландского просвещения. Миллар был лишь несколькими годами старше своих учеников, и можно не сомневаться, что их связывали отношения, близкие к дружеским. Под руководством Миллара Десницкий и Третьяков изучали римское право, поскольку это было необходимым условием получения ученой степени – сначала магистра, а затем доктора прав. Но их, видимо, больше влекли социология и политология, где Миллар был одним из пионеров. Возможно, что в какой-то мере они продолжали заниматься политической экономией.

В конце 1766 г. произошло трагикомическое происшествие, которое могло кончиться для Десницкого печально. Один из профессоров университета, преподававший естественную философию (т. е. науки о природе), Андерсон, отличался плохим характером. Он был по совместительству руководителем университетского хора. По-видимому, он отказал Десницкому в праве занять место среди участников хора в университетской часовне, причем сделал это в грубой форме. Десницкий счел себя оскорбленным и вскоре в свою очередь публично оскорбил Андерсона. Как следует из документов, он сорвал с него парик в присутствии многих студентов в университетском дворе. Десницкому грозило исключение из университета за грубейшее нарушение дисциплины и порядка. Дело было передано в руки лорда-ректора (почетного главы университета), который, к счастью, оказался гуманным человеком. Учитывая особое положение Десницкого как иностранца, посланного на учебу за счет правительства, лорд-ректор ограничился суровым внушением. Десницкому было указано принести публичное извинение оскорбленному им профессору и самому университету. Таким образом, инцидент был исчерпан, и власти в Москве и Петербурге о нем не узнали. Весьма возможно, что сравнительной мягкостью приговора Десницкий был обязан заступничеству Миллара, имевшего репутацию человека, который не мог оставить студента в беде.

Между тем Десницкий и Третьяков получили повеление срочно возвратиться на родину. Поскольку необходимые экзамены были ими сданы, университет, в виде исключения, присудил им степени доктора без защиты диссертаций. Весной или летом 1767 г. они навсегда покинули Глазго.

13.3. Московские профессора

Сравнительно недавно опубликована относящаяся к 1765–1766 гг. канцелярская переписка Московского университета с петербургскими учреждениями насчет Десницкого и Третьякова. Она касается почти исключительно денежных дел глазговских студентов – стипендий, отчетов и долгов – и предвещает им мало хорошего по возвращении на родину. Они без разрешения начальства влезли в долги, и, к несчастью, «без окупу (погашения. – А. А.) долгов оставить их невозможно, чтобы всему обществу и нашей нации не навести какова предосуждения», да и «все их учение не весьма порядочно». Десницкий и Третьяков, видимо, предлагают возместить Московскому университету дополнительные затраты на «окуп» их долгов. «…В репорте своем (они) пишут: есть ли де одна книга ими в России напечатана будет, а какая, не именовали и только объяснили, что оная де ни исповеданию веры, ни правлению не противная, то де в один год весь свой долг заплатить могут»[70].

Отношение университетского начальства к предложению Десницкого и Третьякова о написании книги было явно скептическим, и, разумеется, оно не было принято.

К счастью, вопрос о долгах каким-то образом разрешился, и глазговские доктора вернулись в Москву. Однако власти Московского университета, предубежденные против них, отказались безоговорочно признать их дипломы. Университетская конференция (ученый совет университета) потребовала от Десницкого и Третьякова сдачи экзаменов по юриспруденции и математике. Возможно, второе требование было коварной подножкой, так как математику они изучали короткое время и лишь в начале своего пребывания в Глазго. С экзаменом по юриспруденции, который проходил на латинском языке, оба справились успешно. На экзамен по математике Десницкий не явился, а Третьяков провалился на нем. Тем не менее они были допущены к чтению пробных лекций и вскоре стали экстраординарными профессорами (кандидатами на профессорское звание) юридического факультета. Через пять лет Десницкий получил звание ординарного (полного) профессора. О Третьякове подобного свидетельства нет. С разрешения императрицы оба начали читать лекции по праву впервые на русском языке (до этого преподавание велось на латыни).

Деятельность Десницкого в Московском университете продолжалась двадцать лет и оставила глубокий след. Историки права единодушно считают его основателем русской юридической школы. В стенах Московского университета Десницкий воспитал много способных молодых людей. Установлено, что он сотрудничал в изданиях русского просветителя Н. И. Новикова, позже арестованного и заключенного в тюрьму. В 1783 г. при основании Российской академии, призванной заниматься изучением русского языка и подготовкой первого толкового словаря, Десницкий был избран ее членом и разрабатывал юридическую терминологию для академического словаря.

Десницкий был знатоком и ценителем английского языка, который в то время был мало известен в России. Одно время он преподавал его московским студентам. Любовь к английскому языку связывалась у него с убеждением, что на нем написаны и пишутся сочинения, выражающие, как образно сказал по этому же поводу А. Н. Радищев, «упругость духа вольности»[71]. Десницкий издал и отчасти сам перевел капитальный труд английского юриста Блэкстопа, озаглавленный в русском издании «Истолкование английских законов», и снабдил перевод своими примечаниями. Для самодержавной и крепостнической России это была очень смелая книга. Ее неоднократно упоминает Радищев. Интеллектуальные интересы Десницкого были широки, он даже переводил Шекспира.

В юридических и социологических сочинениях Десницкий выступает как самостоятельный и оригинальный мыслитель. Вместе с тем через всю жизнь пронес он прогрессивные и гуманные идеи своих учителей – лучших деятелей шотландского просвещения. Как справедливо говорит Браун, «Десницкий заплатил долг своим глазговским профессорам тем, что смело поддерживал многие из их основных идей в среде, которая часто была крайне враждебна таким радикальным взглядам»[72].

Хотя биографические данные о Десницком крайне скудны, имеется несколько указаний на его столкновения с университетским начальством и духовенством. По меньшей