В скрытой и упорной борьбе с Длугошем и ему в укор, как это постараемся доказать в предполагаемом продолжении наших «Источников к литовской мифологии», Каллимах утверждает, что литовцы не происходят от римлян[131], так как они друг от друга разнятся учреждениями и обычаями, как, например, в военной организации и в способе похорон и пр.; но что у литовцев во многих отношениях есть большое сходство с кельтами и галлами или также с боспоранцами. Самое же название Литвы произошло от местного слова «Litifa»[132], обозначающего род хлеба, производившегося для поддержания жизни всеми северными народами, к которым принадлежали и литовцы.

По Каллимаху, в литовской хижине, названной им также tugurium, проживает, согласно с предыдущим автором, хозяин с семьей и с животными. Хижины, построенные все из грубого и необработанного материала, имеют по большей части вид круглый[133], конусообразный; наверху у них торчит scriplum, как рукописное «scriptum» исправляет д-р Финкель. Но и того и другого я не понимаю; по моему мнению, следовало бы читать scirplum, sirplum, как сокращение слова scirpulum, sirpulum, уменьшительного от scirpus, eirpus, ситник, означающее здесь корзину без дна (relicto foramine), образующую таким образом род трубы, через которую проходил дым и тяжелый воздух и впускался свежий. Круглая форма хижины, о которой автор первый и единственный упоминает, принадлежала к древнейшим формам; он, вероятно, описывает хижины другой местности Литвы, в которой преобладала круглая форма при существовании продолговато-круглой. На это указывает и его выражение «по большей части круглая». Может быть, и тут на это сообщение повлияло желание Каллимаха исправить Длугоша, писавшего только о продолговато-круглой форме хижины.

Каллимах также первый сообщает, что внутри хижины не было никаких балок и никаких особых отделений или перегородок и что очаг находился в середине ее, около которого каждый ложился, где и как ему захотелось, и что в помещении животных, припасов, утвари и орудий не было никакого определенного порядка.

C. Сигизмунд Герберштейн в начале ХVІ века два раза был в Москве. Проезжая через Литву, внимательно наблюдал литовский образ жизни и свои впечатления изложил в сочинении «Commentatio Rerum Moscovitarum», Antverpiae, 1557, fol. 84:

«Живут они в низких и очень длинных хижинах, посредине в них поддерживается огонь, и когда у него восседает отец семейства, он (может) видеть скот и всю домашнюю утварь, ибо у них в обычае держать скотину под той же крышей, под которой живут они сами, без всякой перегородки» (Пер. с нем. А.И. Малеина и А.В. Назаренко. М., 1988).

У него литовские хижины низки и продолговато-круглы, как на это указывает слово «oblongior», употребленное в этом смысле у Длугоша, остальные подробности согласуются также с описанием двух приведенных авторов, и это я считаю важным обстоятельством, так как Герберштейн совершенно от них независим. И у него хозяин проживает совместно с животными и остальным имуществом, и очаг находится в середине хижины, в которой также нет никаких особых отделений для помещения жильцов и разнообразного имущества, так что хозяин, сидящий при очаге, имеет на глазах все свое имущество.

Так как сочинение Герберштейна издано раньше вышеупомянутых авторов, то следующие за ним писатели в описании Литвы пользуются им, но без всякой ссылки на настоящий их источник, на что до сих пор не обращено надлежащего внимания.

D. Итак, уже Гваньини, на авторитет которого часто ссылаются, буквально списал много сведений из Герберштейна с маленькой стилистической разницей, как об этом уже свидетельствует его описание жмудской хижины:

«Agrestis turba in humilibus casis, iisque oblongioribus vitam ducunt, in quibus ignis in medio accensus ardet; ad ignem vero paterfamilias cum domesticis servisque sedet, jumentaque et totam supellectilem domesticam cernit. Solent enim sub eodem, quo ipsi habitant, tecto sine ullo interstitio pecora habere» (Sarmatiae Europeae descriptio, p. 14).

Ласицкий в своем сочинении «De diis Samagitarum» пользуется в некоторых местах трудом Гваньини, на которого раз и ссылается. В описании же жмудской хижины он исключительно руководствуется собственными наблюдениями, хотя замечание о paterfamilias можно считать реминисценцией из Гваньини:

«…iidem (Samagitae) deni aut viceni, plures vel pauciores, in uno tugurio linum, lanam, cannabim pectunt, nent, texunt, vestes conficiunt… Disperse per silvas, campos degunt; rara oppida, nec pagos nimium multos, arces autem munitas nullas habent; quorum fenestrae meridiem versus spectant… Mapalia, quae turres appellant, sursum angusta, atque qua fumus et foetor exeat, aperta, ex tignis, asseribus, stramine, corticibus faciunt; in his homines cum omni peculio, in pavimento tabulato stante, habitant; ita paterfamilias omnia sua in conspectu habet, et feram noxiam et frigus a pecore arcet; ad ostium cu– bat, deastro foci custodia commissa, ne vel ignis damnum domicilio det, vel prunae nocte extinguantur. Ubi crebro accidit, ut vel sus vel canis ex olla in foco stante carnes auferat, aut rostrum aqua fervente laedat Qui in pagis degunt, ii caulas separatas ab aestuariis habent» (Ed. Mannhardt, p. 8, 9; ed. Grasser, p. 45).

He вечеринки, требующие близкого соседства, а только занятия хозяина и его семейства с прислугою Ласицкий имеет в виду, сообщая, что более десяти или двадцати человек работают в одной хижине. Еще в конце XVI века, когда в прусской Литве отведены были особые постройки для женатых в семействе, для животных, для домашней утвари, для земледельческих орудий, для амбаров да для некоторых занятий, то еще тогда все члены семейства, от 20 до 40 человек, собирались, положим для обеда, в одном хозяйском доме, названном numas, другие же постройки для отличия от этого numas назывались kletis[134].

Постоянное разрастание семьи и постоянное накопление всякого рода движимого имущества, орудий и припасов должно было вызвать недостаток в помещении. И тогда только и притом постепенно стали отделяться от одного дома, numas, женатые, стали отводиться отдельные постройки для животных и все имущество – хлеб, орудия и пр. – размещаться по отдельным, с этой целью построенным помещениям.

Во время Ласицкого большинство жмудского народонаселения проживало рассеянно по лесам, откуда вызывал их Лясковский, наделяя каждого, по королевскому повелению, тремя влуками земли в собственность.