Ведь мы не можем просто ждать и надеяться на лучшее. Если человечество неспособно даже коллективно наметить черты будущего, к которому оно стремится, мы вряд ли можем надеяться достичь чего-то хотя бы отдаленно напоминающего желаемую цель. Нигде в мире нет какого бы то ни было руководства или справочника, которые могли бы нам помочь; нет, как я показал в этой книге, и каких-либо теоретических оснований, даже в самом фундаменте законов физики, опираясь на которые можно было бы смягчить любую неудачу. Если человечество само не напишет скрипт своих действий, никто не сделает этого за нас. Мы можем либо предоставить эволюции и дальше двигаться вслепую, понизив тем самым статус человечества до статуса огромного, обобществленного, контролируемого и лишенного какой-либо свободы муравейника, – либо можем осознать, что наша судьба находится в наших собственных руках и мы, шаг за шагом, переплавим эту судьбу в скоординированное общее будущее. И может быть, сумеем доказать, что Ферми ошибся в своем пессимизме.

В этой критической точке нашей истории, когда мы делаем первые шаги, взяв на себя функции природы, важнее, чем когда бы то ни было, помнить слова Ханны Арендт: на планете Земля мы ее пассажиры, ее обитатели, а не боги, действующие на небесах. Мы действующие лица постоянно меняющейся Вселенной. Мы составляем эволюцию. Нам необходимо найти путь к планетарному сознанию, чтобы смягчить раскрытое Ханной Арендт отчуждение от мира и двинуться к принятию мировоззрения, которое перестроит наши отношения друг с другом и с остальной частью биосферы во имя нашего будущего. Только осознав высшую ценность нашей роли как хранителей планеты Земля, осознав нашу связанную с этим конечность, сможем мы избежать того, чтобы человечество обратило накопленную им мощь против себя же.

Отказавшись от «взгляда ниоткуда», последняя теория Стивена дает нам мощный заряд надежды. Наше путешествие в недра Большого взрыва было предпринято в поисках НАШЕГО происхождения, а не только происхождения самой Вселенной, начавшейся с Большим взрывом. И это ключевая часть теории. Как и Эйнштейн, Стивен считал, что в далекой перспективе будущее человечества будет в конечном счете зависеть от того, насколько хорошо мы поймем наши самые глубокие корни. Эта мысль и привела его к изучению Большого взрыва. Его последняя теория Вселенной – больше чем просто научная космология. Это космология в гуманистическом смысле, космология, в которой Вселенная предстает нашим домом – пусть и очень большим, – а ее физика уходит корнями в наши отношения с ней. Своим завершающим аккордом космология Хокинга перебрасывает мост от математической строгости Исаака Ньютона к озарению Чарльза Дарвина: в самом глубоком смысле мы все – одно. Поистине справедливо, что прах Стивена теперь покоится в Вестминстерском аббатстве между могилами Ньютона и Дарвина. За годы моих научных странствий со Стивеном я узнал его как человека, который страстно желал одного: чтобы все мы прониклись космической перспективой нашего существования и думали в терминах глубокого времени. Его последняя теория – как готовое прорасти семя, которое может потенциально вырасти в новое мировоззрение, искусно поставленное на строго научную базу и в то же время основанное на человеческой природе. Очевидно, конечно, что арка, объединяющая квантовую космологию со вселенной морали крайне протяженна и хрупка. Но такова же и арка, переброшенная Ханной Арендт – от Галилея, направившего свой телескоп на Луну, до сегодняшнего общества высоких технологий.

БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА БУДЕТ ЗАВИСЕТЬ ОТ ТОГО, НАСКОЛЬКО ХОРОШО МЫ ПОЙМЕМ НАШИ САМЫЕ ГЛУБОКИЕ КОРНИ.

Стивен твердо верил, что смелость задаваемых нами природе вопросов и глубина наших ответов позволит безопасно и мудро вести наш корабль – планету Земля – в будущее. История жизни Стивена Хокинга: после поставленного ему страшного диагноза он нашел в себе волю и силы любить, иметь детей, испытывать мир во всех его проявлениях и понять смысл Вселенной, вдохновила миллионы людей и останется могучей метафорой того, чего способен достичь человек. Его прощальное послание, отправленное в космос 15 июня 2018 года во время заупокойной службы в Вестминстерском аббатстве, гласит: «Когда мы видим Землю из космоса, мы видим всех нас вместе; мы видим единство, но не разделения. Это изображение, такое простое, несет в себе убедительное послание: одна планета, один род человеческий. Наши единственные границы ставит нам то, как мы себя видим. Мы должны стать гражданами Земли. Давайте же вместе работать, чтобы сделать будущее местом, в котором нам хотелось бы побывать».

У Стивена Хокинга мы можем учиться любить этот мир так, чтобы стремиться преобразовать его. Никогда не сдаваться. Быть настоящими людьми. Почти обездвиженный болезнью, Стивен был самым свободным человеком из всех, кого я знал.

Благодарности

Мое путешествие со Стивеном Хокингом было бы невозможно без помощи многих моих коллег и друзей, которую они оказывали мне на всем его протяжении.

Спасибо Эдриену Оттевиллю и Питеру Хогану из Дублина (Ирландия) – они в 1996 году посадили меня на поезд в Кембридж. Искренняя благодарность Нейлу Туроку, чьи увлекательные занятия в этой Мекке теоретической космологии и подтолкнули меня к тому, чтобы постучаться в дверь кабинета Стивена. И спасибо моим однокашникам и докторантам из круга Хокинга и Турока, соискателям степени PhD, в том числе Кристофу Гальфару, Харви Риллу, Джеймсу Спарксу и Тоби Уайзману, за их дружескую поддержку.

«Ты должен уйти так далеко, как это только возможно», – сказал Стивен, когда я окончил курс. Я так и сделал. Большое спасибо Стиву Гиддинсу, Дэвиду Гроссу, Джиму Хартлу, Гэри Горовицу, Дону Мэрольфу, Марку Средницки и покойному Джо Полчински за то, что они создали такую необыкновенную стимулирующую исследовательскую среду в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, в те волнующие ранние дни струнной космологии.

Примерно в это же время Стивен сдружился с Джорджем Митчеллом. Искренне благодарю семью Митчелл за то, что в своем заповеднике Кукс Бранч они создали чудесное уютное пристанище, где Стивен мог спокойно работать. Особая благодарность и Международному Сольвеевскому институту в Брюсселе, его президенту Жану-Марии Сольвею, бессменному директору Марку Энно и mater familias института мадам Мари-Клод Сольвей, чьи подробные воспоминания об Оппенгеймере, Фейнмане или Леметре буквально оживили страницы истории физики XX столетия. Именно тепло и щедрость семейства Сольвей – причина того, что Институт значил для меня гораздо больше, чем просто научное пристанище на путях моих странствий.

Все эти годы на мои мысли о происхождении времени оказывали глубокое влияние многочисленные беседы с коллегами. Отдельное спасибо за эти разговоры Дио Анниносу, Николаю Бобеву, Фредерику Денефу, Гэри Гиббонсу, Джонатану Хэлливеллу, Теду Джейкобсону, Оливеру Янссену, Матту Клебану, Жан-Люку Ленерсу, Андрею Линде, Хуану Малдасене, Дону Пейджу, Алексею Старобинскому, Томасу Ван Риету, Алексу Виленкину, и