– Я обещал отдать тебе саблю, если ты проявишь себя в сражении, – бесстрастно сказал он, гладя бороду. – Тебе нужно было всего лишь взять Мултан, но ты этого не сделал. Мало того, ты потерял почти всех лошадей.

Щеки юноши вспыхнули, как костер в ночи.

– Лошади пали не по моей вине! – крикнул он, сжимая кулаки. – Просто случился падеж, что бывает очень часто. Они чем-то заболели.

Лицо Тамерлана напоминало безжизненную гипсовую маску.

– Как бы то ни было, если бы не моя армия, тебя бы взяли в плен, – бросил он. – Нет, мой мальчик, ты не заслужил саблю. Тебе нужно сделать еще очень много, чтобы ее получить.

– Значит, не дашь… – Пир-Мухаммед заскрипел зубами.

Тимур покачал головой:

– Нет.

Юноша в гневе рубанул воздух рукой и отошел.

Тамерлан, прихрамывая, направился к военачальникам, что-то обсуждавшим в стороне.

– Наши лазутчики сообщили, что Дели охраняет довольно сильный и многочисленный гарнизон, – сказал он. – Это стотысячное войско раджпутов, которыми командует Рай Дул Чанд. Я предлагаю подъехать к крепости, чтобы хорошенько осмотреть позиции.

Приближенные не смели ослушаться. Они помогли Тимуру сесть на коня и поехали к Бхатниру.

Бхатнирская крепость действительно представляла грандиозное сооружение. Прочная, из красного камня, она тянулась на многие метры, закрывая собой храмы и дворцы богатого города.

Тамерлан подъехал к ней, остановившись в каких-то двадцати метрах от главных ворот.

– Говорят, у них огненные стрелы, – заметил Али-бек, гарцуя рядом.

Железный хромец ничего не ответил. Он не спускал глаз с мощных стен, думая о том, что и эта крепость должна покориться ему. Конечно, индусы будут стоять до последнего, но у них никогда не хватало опыта в сражении.

Тимур дернулся, чтобы усесться поудобнее, и вдруг вскрикнул. Военачальники заметили, как он внезапно побледнел: в его плече застряла стрела, и кровь, хлынувшая из раны, закапала на землю густым красным вином.

Махмуд, не растерявшись, схватил лошадь повелителя под уздцы и рванул прочь. Следом ринулись и другие, закрывая собой раненого Великого эмира.

Тамерлан слабел. Он еле держался в седле, лицо казалось восковым, глаза закатывались.

Оказавшись в лагере, военачальники помогли ему слезть с коня и понесли в шатер.

– Я чувствую, как огненная вода разливается по моим жилам, – прохрипел Тимур. – Это отравленная стрела.

Приближенные побледнели. Али-бек бросился за лекарем, который давно сопровождал их в походах.

Испуганный неожиданным известием, врач примчался в шатер, неся многочисленные баночки с противоядиями. Склонившись над вконец ослабевшим Железным хромцом, он вертел в руках стрелу, осторожно извлеченную из тела, и пытался определить по запаху, каким ядом пропитали ее коварные раджпуты. Потом, заморгав, накапал в кубок какую-то розовую жидкость и поднес к пересохшим губам Великого эмира.

Тамерлан глотал с трудом, его тело совсем отяжелело, и он уже не чувствовал своих рук и ног.

– Это должно помочь, о повелитель, – прошептал врач, и Тимур с усилием шевельнул рукой:

– Здесь моя сабля. Дайте мне ее.

Али-бек осторожно поднес ему оружие, и Тамерлан прикоснулся губами к рукоятке.

– Это должно помочь, – сказал он и потерял сознание.

Махмуд-бек бросился за внуками Великого эмира. Оба сразу же прибежали в шатер, и Пир-Мухаммед, наклонившись над дедом, дотронулся до сабли.

– Если дед умрет, эта сабля будет принадлежать мне, – сказал он. – Дед обещал.

Улугбек расхохотался:

– Неужели? Мы оба имеем равные права на